«УСТАЛОСТЬ СРАЗУ ЧУВСТВУЕТСЯ НА СЦЕНЕ ИЛИ НА ЭКРАНЕ»
— Олег Иванович, есть такое понятие «усталость металла». Не очень хорошо представляю себе, что это значит, но хочется поумничать: человек — не металл, должен «уставать» значительно раньше. Вы же, несмотря на десятилетия в профессии, не сбавляете обороты.
— В нашей профессии это невозможно. Иначе это сразу начинает чувствоваться на сцене или на экране. Я давно уже для себя решил: чем шире аудитория у артиста, тем больше он должен чувствовать ответственность за то, что делает. Возможно, это не самый правильный ответ, но это то, что давно определяет мою жизнь в профессии. В нашем деле нужно все время «подбрасывать дрова в костер», иначе зритель быстро все забывает. В отличие от шоу-бизнеса…
— В шоу-бизнесе еще быстрее все уходит в забвение.
— Да, но там они могут позволить себе другие методы. Пугачева выходит замуж, разводится… Вот недавно я с таким удовольствием услышал, что она будет сниматься в «Плейбое»… (Тут Олег Иванович закуривает свою знаменитую трубку и с отцовской снисходительностью улыбчиво щурится в ответ на мое дурацкое хихиканье.) Ну, это можно понять — журнал будет раскуплен моментально. Я тоже читаю все журналы, как и вы…
— Я не читаю все журналы.
— Ну, даже из некоторых вы знаете, что кто-то развелся с какой-то моделью, они все время что-то делят, пилят. А поскольку нам, драматическим артистам, особо пилить и делить нечего…
— Ну почему, многие драматические артисты с удовольствием рассказывают не только о творчестве, но и «делят» и «пилят»…
— Назовите хоть одно имя.
— Например, Леонид Ярмольник с вдохновением рассказывает о дачах, клиниках, машинах, личной жизни и прочее. Я назвала первое пришедшее в голову имя, хотя Ярмольник — не самый скандальный человек из драматических артистов. Можно вспомнить еще сорок фамилий.
— Нет, в нашем мире много не вспомните. В шоу-бизнесе — другое дело. У Ярмольника просто был период нового становления — телевидение, попытка стать продюсером, шоуменом. Наверное, он использовал дополнительные средства для привлечения внимания. Леонид у меня вызывает огромное уважение: у него есть серьезные киноработы, сейчас, например, он снимается у Германа в серьезной картине — ничего не «пилит», ничего не делит, ни с кем не разводится.
«УСПЕХ — ВЕЩЬ ПОСИЛЬНЕЕ НАРКОТИКОВ»
— Занятие актерством невозможно без некоей аффектации, что называется, «по первому разряду», когда важно на какой ты машине, в каких тусовках появляешься, в чем одет. Не скучное занятие для взрослого занятого человека?
— А как вы думали, это тоже очень важно! Актер должен хорошо выглядеть, красиво одеваться, думать, как и где ему появиться. Мы очень дружны с Де Ниро (подружились, когда я снимался в «Ностальгии», а он — в «Однажды в Америке»). Так вот, у него есть специальный человек, который занимается его досугом и каждый день подает ему список, куда нужно или можно пойти вечером. Это нормально. У Де Ниро есть парк машин и еще роллс- ройс. Он говорит: вообще-то, он мне на фиг не нужен, но я не имею право ездить на некоторые мероприятия, например, на «Оскара» на другой машине. Так что это — законы публичной профессии.
— Но, цитируя знаменитый анекдот о Вовочке, чтобы «все это иметь», надо иногда идти на компромиссы — сниматься в среднем кино, у средних режиссеров и т.д. Доводилось ли вам, особенно в начале карьеры, делать это?
— Конечно, доводилось. К большому сожалению. Мы все так существовали: к концу съемок картины деньги, заработанные за нее, как правило, уже заканчивались, и нужно было думать о завтрашнем дне. А деньги мы получали до смешного маленькие.
— И все же гораздо большие, чем среднестатистический инженер или врач в то время.
— Думаю, что нет. Потому что если «разбросать» сумму гонорара за год съемок, получится приблизительно то же самое.
— Не многие могут позволить себе роскошь быть в жизни самим собой — у каждого из нас масса комплексов, страхов, неосуществленных желаний. Обычно люди, даже не публичных профессий, придумывают себе маску и благополучно существуют в ней всю жизнь. Для актеров это актуальнее — три четверти жизни приходится кого- то играть. Насколько, по-вашему, справедлива такая точка зрения?
— Нет, справедлива, конечно. Я не буду приводить примеры, но, должен сказать, что многие ломались на этом. Наша профессия при всех достоинствах имеет огромное количество недостатков — «растаскивает» и ломает позвоночники. Вообще я вам скажу, что успех — вещь посильнее наркотиков. Я сам это испытал неоднократно.
— Особенно в начале карьеры.
— Да. Представьте, что после картины «Щит и меч» я проснулся знаменитым: на улице оборачивались, в Театр им. Карла Маркса, где я тогда работал, ходили толпы посмотреть на Янковского… Это была внезапная популярность, и в такие моменты очень важна внутренняя подготовка — воспитание, генетика, из какой ты семьи. Мне кажется, я тогда понял все же меру ответственности, а не какой я великий. Сейчас я говорю вам какие-то интимные вещи, но это правда. Так что для меня не важно, как для Киркорова, подъехать именно на такой-то машине. Я этого не осуждаю — каждый выживает как может. Более того, просто завидую творческому долголетию Пугачевой. Но сегодня если бы я, договорившись с киевскими друзьями, подогнал к своему самолету 5 лучших машин Киева, все подумали бы: с ума сошел Янковский. Мы, драматические актеры, живем, наверное, по другим законам.
«ПУШКИН ТОЖЕ НЕ ОТКАЗЫВАЛСЯ ОТ ВИЗИТА К ИМПЕРАТОРУ»
— Я часто задаю этот вопрос артистам и сегодня не могу удержаться. Вот вы сегодня встречались с Виктором Степановичем Черномырдиным и, знаю, вы очень горды этой дружбой. Олег Иванович, почему в России, а вернее в бывшем Советском Союзе люди вашей профессии так любят власть?
— Александр Сергеевич Пушкин тоже, между прочим, когда получал приглашение от императора, — не отказывался от визита.
— У Пушкина не было альтернативы. Однако, судя по его дневникам, особо польщенным он себя не чувствовал.
— Но это исторический факт. Конечно, тут многое зависит от культуры императора или президента. Нашел же Владимир Путин в себе какую-то мудрость поздравить с юбилеем 85-летнего Солженицына в его доме, а потом пригласить пообедать в Кремль 85-летнего мэтра Юрия Любимова. Как видите, многое зависит от такта первого лица. Подобострастия по отношению к власть имущим, конечно, все равно не надо. Но! Поймите одну вещь: если Алферов получает Нобелевскую премию за свои открытия, то это результат работы его мозгов и команды в пять человек. В культуре же государство, как правило, не заинтересовано. Это большая ошибка. Сегодня, будучи у Черномырдина, я поднял за него тост — и абсолютно искренне. Потому что в самый трудный год фестивального движения он нам помог. Уже моторы были заведены, но не было денег, и нас элементарно не впускали в гостиницу («вы еще не расплатились за прошлый год!»). В этот момент на приеме в честь юбилея Растроповича я схватил Черномырдина почти за руку: «Виктор Степанович, помогите! С фестивалем катастрофа!» В ответ услышал: «Сколько?», — и наутро мы получили деньги. Так что спину я не сгибаю, но историю эту буду помнить всю жизнь. Такая же удивительная история произошла с Гергиевым, когда он только начинал в театре. Тогда за него пришла просить Архипова, и они получили по тем временам очень большую сумму! В то время Черномырдин был премьер-министром и запросто мог не дать: в стране было огромное количество проблем. Его трудно было бы осудить в той ситуации, но не было бы сегодняшнего Гергиева и сегодняшней Мариинки — имею в виду популярность и уровень сделанного. Гергиев, наверное, нашел бы себе место в мировой музыкальной культуре, но театр и страна многое бы потеряли.
«ЧТО ТАКОЕ ОРГАЗМ — Я ЗНАЮ, И ГДЕ ЕГО ПОЛУЧАЮТ — ТОЖЕ!»
— Может, есть смысл поискать схемы, благодаря которым можно зарабатывать деньги самим?
— Нет, есть сферы, требующие дотации — образование, медицина, искусство. Особенно лабораторное искусство, которое является двигателем искусства в целом. Конечно, зарабатывать сегодня можно на многом… (Выразительный жест в сторону лежащего на столике свежего номера цветного еженедельника «Московский комсомолец»: на первой странице материал номера «Оргазм за рулем» с полуголой мадам.) Ну, вот — «Оргазм за рулем»! (Иронично) Опасная вещь… Конечно, это раскупается. И вы это прекрасно понимаете!
— Вот и вы купили, Олег Иванович…
— Совершенно случайно купил. От того, что я это прочту, от меня не прибудет и не убудет: что такое оргазм я знаю, и где и как его получают — тоже. Речь-то о другом: есть области, в которых изначально нельзя заработать, однако они обществу нужны. А что касается желтизны, то это сегодня политика многих газет: написать какую-нибудь пакость…
— Ну и «не читайте газет, они пачкают руки», как говорил Чехов.
— Бросьте! Чехова больше нет, а мы живем, нам как-то надо жить дальше. Так что, давайте разделять — мухи отдельно, котлеты — отдельно. Это (жест в сторону «МК») — «мухи», а вот «котлеты» нужны для того, чтобы жить!
— Олег Иванович, наши кинофестивали в корне отличаются от западных тем, что, фактически, не выполняют положенные им функции кинорынка. И «Кинотавр» в этом смысле, тоже, кажется, не исключение…
— К большому сожалению, вы правы. Это — одна из причин того, что наших актеров мало знают в мире. В отличие от европейских или американских. Скажем, наш Петренко ничем не хуже Депардье, однако Петренко знают только у нас. Но меня огорчает даже не столько это, сколько практически отсутствующий процесс кинопроизводства на Украине, в Прибалтике, Белоруссии. Ведь было многонациональное кино (и это вовсе не красивые слова!), которое взаимообогащалось нашей «разностью», была мощная кровеносная система, которая питала славянское искусство, а в этой «ломке» последнего десятилетия мы потеряли очень многое. Сегодня на это смотреть немного больно. Но все равно нужно бороться и выживать.
— Не так давно на экраны вышла ваша первая режиссерская работа — картина «Приходи на меня посмотреть». Какое осталось послевкусие — это ваше, или на этом эксперимент и закончится?
— Это была «проба пера». В потоке чудовищно-черного кино захотелось вдруг снять какую-то добрую, светлую историю, захотелось какой-то сказки и доброты. Хотя я исповедую и люблю другое кино. И обязательно такое кино сниму.
— Смотрела фильм несколько раз, и у меня осталось ощущение какой-то разножанровости основной части картины и финала. Чего-то, о чем говорят — «из другой оперы».
— У жанра есть законы, и «счастливый конец», который у вас вызывает такую иронию, все же в рамках этого жанра. Хотя отчасти я с вами согласен. Возможно, следует говорить о недостатках сценария.
«КОГДА ТАКИЕ ЛИЧНОСТИ ЕСТЬ В ОТЕЧЕСТВЕ — НА ДУШЕ СПОКОЙНЕЙ»
— Говорят, что «поколенческий срок» (10-20 лет) для истории — ничто. Но если посмотреть даже на фотографии наших бабушек и дедушек — у них совсем другая лепка лица, глаза, взгляд. Думаю, каждое поколение несет в себе нечто свое, какую-то невоспроизводимую духовную энергетику. Вы прожили достаточно большой отрезок жизни, и многие люди, которых вы любили и с которыми дружили, — Тарковский, Кайдановский и другие — ушли. Не скучаете по ним?
— Скучаю… С Андреем было очень спокойно, хотя мы редко встречались. Вообще, разговор о людях ушедшей эпохи — это отдельная тема. Сегодня их — академика Лихачева, Андрея Сахарова и многих других — очень не хватает. И, слава Богу, здравствующие Солженицын и Растропович — это тоже уже легенда. Когда такие личности есть в Отечестве — на душе спокойней. С их уходом, кажется, уходит почва из-под ног.
— Я никогда не забуду, как однажды осенью на Киевском железнодорожном вокзале после 15 минут знакомства Мстислав Растропович махал рукой нам в окошко вагона и мелко крестил вслед. Это какое-то другое ощущение жизни…
— Вот и расскажите об этом сыну. Такие вещи должны переходить из поколение в поколение, впитываться в поры. Мне кажется, что некоторые люди, так же, как и некоторые места, способны аккумулировать в себе какую-то особую энергию. Как, например, ваш Андреевский спуск. Помню одну прогулку: зашел в дом Булгакова, потом меня узнала какая-то продавщица, кто-то давал какие-то подарки, а потом Балаян меня потащил в какой-то дворик, в котором я чуть ноги не поломал… Но все вместе было так здорово и замечательно, что я до сих пор вспоминаю эту прогулку. Все же что-то остается с нами.
— Я не очень люблю разговоры о «загадочной славянской душе», но факт остается фактом — мы все равно как-то очень по-своему осваиваем жизненное пространство.
— Вот я вам сейчас расскажу одну историю. В начале 90-х у меня был французский проект, и я жил во Франции. Прихожу домой, жена встречает меня загадочным взором: «Поздравляю тебя — звонили из Москвы, ты получил звание народного артиста СССР». Сначала я хотел отказаться, а потом успокоился и принял звание. Теперь даже горжусь, что я последний Народный артист СССР. Да, так вот… В это же время произошел путч, развал Советского Союза. Некоторые советовали мне не возвращаться: мол, приедешь совсем в другую страну. Но я вернулся и вскоре принимал в гостях великого французского режиссера Клода Режи. Мы с ним походили по театрам, погуляли по Москве, зашли в теперь уже пошарпанный Дом кино, увидели бабушек, торгующих сырками на Калининском проспекте. А Клод говорит мне: «Я вышел из самолета… Над Москвой туман… Здесь у вас чувствуется поразительная духовность». Я возмутился: «Да перестань ты! Какая в ж… духовность — посмотри, что вокруг делается!». «Нет, ты не прав», — сказал Режи и добавил, что атмосфера, энергетика России — самое сильное его потрясение за всю поездку. Так что все, накопленное за времена и поколения, — все равно с нами.
«ПУСТЬ Я НЕ СНЯЛСЯ В ГОЛЛИВУДЕ, И ЗНАЮТ МЕНЯ ХУЖЕ, ЧЕМ ДЕ НИРО…»
— Олег Иванович, вы — один из самых красивых актеров советского кино. Не боитесь возраста, только честно?
— Ну, конечно, честно — зачем мне врать. Что касается театра, кино (в шоу- бизнесе по-другому), то у нас все происходит по несколько другим законам. Молодая женщина в зале влюбляется в пожилого артиста, потому что он талантлив. Не как в мужчину, а как в талантливого человека. Посмотрите на 85- летнего Юрия Любимова. Он мне кажется вполне молодым человеком.
— Когда человек много лет работает в одном театре, много лет живет с одной женщиной, какая у него может быть мотивация? Это ситуация абсолютного попадания или принцип «хорошо там, где нас нет»?
— Поначалу абсолютного попадания в счастье, а потом уже и то, и другое, что приходит с жизненным опытом. Покой, надежность с этим театром, с этой женщиной, раз уж вы провели такую параллель. Хотя могут быть интересные встречи «на стороне» — антрепризные спектакли, например. Или съемки. Я вот, например, получил огромное удовольствие, снимаясь в «Любовнике» у Валерия Тодоровского. Но другого театра у меня все равно уже не будет. Так же и в семье, наверное.
— А нет ощущения, что недополучили чего-то от жизни?
— Что значит — «недополучил»? Возможно, что-то могло быть еще. Но есть судьба — и я в нее верю. При этом другого «списка» судьба мне не показала, поэтому и жалеть не о чем. Или думать, что чего-то я недополучил. Так что к жизни — никаких претензий. Хотя я и не снялся в Голливуде, и знают меня хуже, чем Де Ниро.
— Кстати, о Голливуде. Машков утверждает, что через 2-3 года в Голливуде начнется «эра русских».
— Забудьте эту глупость раз и навсегда. Может «Лукойл» отдать свою нефть другой компании? Так же и с Голливудом. Люди сто лет вкладывали огромные деньги в киноиндустрию вовсе не для того, чтобы впустить в нее Машкова с командой. На этом построена вся политика Голливуда: только USA. Использовать чей-то опыт — это да, но отдать пальму первенства — никогда.
— Чем вы объясните отсутствие интереса в мире к нашей культуре? Ни наш театр, ни наше кино, ни литература Западу особенно не интересны. За исключением, Толстого, Достоевского и Чехова…
— Как вам сказать… Вот один башмак мы можем пошить очень хорошо — проявить фантазию и пыл. А на второй нас уже не хватает. А в культуру надо вкладывать огромные деньги. Без этого ничего не будет. Бриллиантов у нас много, но никто не хочет браться за их огранку: черпаем ковшом и отдаем за две копейки. Глупо. Талантов у нас по- прежнему много, но люди — не нефть, с ними надо работать.
— Олег Иванович, про вас говорят, что вы непростой человек…
— Наверное, так оно и есть. Со мной сложно, я не идеал. Но по большому счету я никого не предавал и никогда не предам.
