Мы превращаемся в город, по которому можно гулять только аккуратно выбирая маршрут - не отворачиваясь всякий раз, чтобы не испортить себе настроение внезапно возникшим современным нахальным билдингом... Мастер Каморки
Санкт-Петербург | 26.02.2014 Блог С.Орешкина: На прошлой неделе Совет по сохранению культурного наследия при Правительстве Санкт-Петербурга одобрил архитектурную концепцию комплекса зданий Верховного Суда и Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации, которую с сентября дорабатывает мастерская Максима Атаянца после победы на закрытом конкурсе.
Историческая справка:
Проект-победитель (исправленный) М.Атаянца:
Mодернистская архитектура, как часть так называемого «современного искусства», рейдерски захватила всю «архитектурную площадку» и объявило себя единственным выразителем этого вида человеческой деятельности...
Владимир Фролов: «Концепция Атаянца, на мой взгляд, слишком зависима от того проекта, на который ориентируется, то есть проекта Ивана Фомина (застройка Тучкова буяна, 1910-е гг), и это идет ему не на пользу в плане градостроительного решения».
Анатолий Столярчук: «Меня, если честно, пугает классический архитектурный ордер — дорический, расположенный в непосредственной близости от имеющихся замечательных зданий: рядом: Биржи Тома де Томона, Адмиралтейства Захарова. В XXI веке такая классическая архитектура, да еще в таком количестве… Впрочем, может быть, это нравится заказчику, и это его право».
Михаил Золотоносов, публицист, литературный критик: «Во-первых, то, что нам выдают за проекты, — это некие эскизные идеи, которые к тому, что появится, имеют отдаленное отношение. Во-вторых, если это конкурс, то есть международные и отечественные правила. То, как это проводится, правилам не соответствует. Должно быть объявлено жюри, где две трети — профессиональные архитекторы, а не Кожин (управляющий делами президента РФ, руководит комиссией, которая отбирала проекты зданий судейского квартала) или Рожин. Должна быть обнародована программа конкурса. Где это? Нет ничего. А картинки — для дилетантов, чтобы месяц кто-то что в интернете обсуждал. В итоге выберут того, кто имеет больше связей. Хорошие связи у Явейна и Герасимова. Дальше будет так: хозяин скажет — они застроят все этажами».
Михаил Мамошин, архитектор: «Хорошо, что в концепциях преобладает общественная функция, а не жилье, как было раньше (имеется в виду проект многофункционального комплекса «Набережная Европы»). И понижена плотность застройки. Главное, чтобы это было публичным пространством, а не закрытым. Плюс и в том, что идет апелляция к петербургским ценностям. Но если бы в концепциях было бы больше озеленения, стало бы еще лучше».
Рафаэль Даянов, архитектор: «Проекты выражают архитектурное веяние сегодняшнего дня, повторяющее то, что было 100 лет назад — эклектику. Это попытка освоения классического наследия в смешанном ключе. Может быть, сегодня так и надо, не мне судить. Меня радует, что среди финалистов конкурса нет иностранцев. Мы наелись фостеровскими штучками (имеется в виду британский архитектор Норман Фостер): стеклянными облаками и прочей дребеденью».
...ну, и мои скромные 5 копеек, Е.Григорьев: Удручает решительно все, что происходит в нашей все более закрытой проф.среде - особенно теперь, когда решается судьба ключевого и градообразующего городского пятна (ничуть не меньшего значения для Исторического Центра, чем Стрелка ВО): - Нет достаточной исходной информации о конкурсе Судейского квартала (естественно, не его одного - замучаешься искать): программа, условия проектирования, ограничения (а так же источники этих ограничений - как существенное обстоятельство проекта). - Нет начального градостроительного анализа территории (открытых-закрытых пространств, видовых осей, иерархии доминант) - Нет обзора исторических предложений по кварталу (И.Фоминым тема не исчерпывается, есть интересное предложение М.Филиппова) - Нет аттестации ни Участников, ни Судей - их достижений и признанных заслуг. - Откуда взялось предпочтение историзму, тем более, в такой странной "архаической" трактовке (не предпочтения ли это г.Кожина, каков его статус в Жюри, и кто там вообще, кроме него?) - Почему, если разрабатывается ретроспективное стилевое решение - в обсуждении не принимает участие ни один искусствовед? Стилизм - это редчайшее профессиональное качество, этому давно нигде не учат. Из известных наших архитекторов - пожалуй только М.Филиппов и Е.Герасимов в состоянии были бы решать подобные задачи (хотя 2 проект Набережной Европы Герасимова, которым вдохновился Атаянц, все же сомнителен) . Критиковать проект Атаянца (прошу прощения, рисовальщик колонн еще не классицист) смысла нет - разорванная, грубая архитектурная ткань, так и не превратившаяся в организм. С вульгарными художественными претензиями. Вообще, не кажется ли невероятным, чтобы архитектор, не построивший в Петербурге ВООБЩЕ НИЧЕГО (не имеющий необходимого для этого живого опыта) получает в свое распоряжение громадный участок в самом его сердце? Такое может быть? Кажется, ГрадСовет, устроивший уютный междусобойчик (вместо налаживания нормального профессионального демократического сообщества и обмена мнениями) попал впросак, столкнувшись с таким же, но уже Федеральным междусобойчиком. Так ему и надо.
Статья Владимир Фролова
Главный парадокс заседания 19 февраля заключался в том, что в пользу проекта Атаянца не высказался практически ни один член Совета, кроме ведущего – и. о. главы КГИОП Александра Леонтьева, а одобрен проект был большинством голосов: 11 против 4. Свое действие оказали слова Леонтьева, четко ответившего на вопрос известного историка архитектуры Владимира Лисовского – «Обсуждается ли функция и вообще сама необходимость строительства здесь чего-либо?»: «Нет, не обсуждается». Суд будет, потому что так надо. Однако каким именно ему быть, – этот вопрос все же обсуждается, чем собравшиеся и занимались на протяжении двух часов. Правда, не совсем ясно, зачем, если всё равно потом проголосовали «за».
Тем не менее члены Совета высказали целый ряд ремарок, осуждающих концепцию Атаянца. Не будем упоминать несогласие с самим фактом строительства на участке, как и выбора архитектурного языка в пользу классики, а не модернизма (здесь Александр Леонтьев, выступавший в качестве «голоса государства», отметил: для Петербурга наиболее характерна неоклассическая архитектура, так что именно ей тут и быть). Впрочем, все же не будем умалчивать, что Владимир Попов, почетный президент Санкт-Петербургского союза архитекторов, высказал сомнение, что классические архитектурные решения могут быть адекватно выражены при помощи современных строительных технологий. Есть риск создать пародию на классику. И. о. председателя КГИОП парировал так: «А в этом сочетании классики и актуальных технологий и будет соответствие духу нашего времени». То есть нам и не нужна подлинная классика, а нужна именно современная. По всей видимости, власть осознанно принимает этот парадокс в качестве своего адекватного отражения. Однако разве соотносится он с концепцией самого Атаянца? Нет. Атаянц, напротив, считает, что работает в подлинной классике, продолжает то же, что делал Фомин в 1910-х годах.
Последовательную позицию неоклассика Атаянц артикулирует в ответе на вопрос критика Юрия Курбатова, который приписывает автору «судебного квартала» приверженность «историцизму» современный стиль, где «память места» соединена с «взглядом в будущее»: в первую очередь имея в виду здание театра. Атаянц с критиком не соглашается и говорит, что работает строго в ордерной парадигме. Действительно, фасады театра украшены сложносочиненным декором, но притом обрамлены мощными минималистичными пилонами, что и дало повод Курбатову увидеть тут историцизм. Более того, они еще и светятся изнутри, приглашая прохожих практически так же, как это делает здание Мариинки-2. Автор объясняет: поскольку сегодня от театрального здания все ждут открытости, я стремился в своем проекте подобную открытость обеспечить. Но неужели автор не в курсе, что взаимопроникновение интерьера и экстерьера – один из основных принципов модернизма, ни малейшего отношения к классике не имеющий?
На вопрос Курбатова, почему архитектор выбрал именно ордерный классицизм, ведь бывает еще и безордерный, то есть такой, у которого все пропорции соблюдены, но нет колонн и развитого декора, – тот ответил, что выбрал ордер как язык, соответствующий функциям комплекса: театр и суд суть монументальные общественные сооружения. Безордерный – это «для каретного сарая». Логично. Но давайте вспомним слова Гегеля о греческой классике, которая «не ставит колонн больше, чем это необходимо для поддержания тяжести балок и того, что на них покоится». У Атаянца же – очередной «гимн колоннам».
С точки зрения Лисовского, на этом месте нельзя строить ничего, что может входить в конкуренцию с Биржей и, таким образом, внесет элемент беспорядка в сложившийся ансамбль центрального Петербурга (Зимний – Петропавловка – Стрелка Васильевского острова). Между тем невероятное количество колонн, употребляемое Атаянцем, а также иерархичная композиция неизбежно будут фиксировать на себе внимание горожан, создавая параллельную перспективу, как бы пространственный спойлер.
Было еще высказано немало замечаний, и все же концепция была поддержана Советом в целом. Предположим, результат заседания таков потому, что его члены действительно считают вариант Атаянца наилучшим из возможных (зол). Однако давайте трезво взвесим, можно ли тут, гипотетически, что-то исправить? Прежде всего надо признать: на этом ответственном участке, в теории, строить действительно можно. Тут проектировал Фомин, тут предполагался гигантский стадион в неорусском стиле, мог (и когда-нибудь еще может) возникнуть парк. В реальности же здесь размещались фоновые сооружения ГИПХа, к которым все, в общем, привыкли. И новый, пусть судебно-театральный, район также должен быть фоновым. Но не в том смысле, что он должен быть слабой и немонументальной архитектурой, а в том смысле, что не должен повторять «ошибку Свиньина».
Надо признать, ступенчатая композиция судебного комплекса, возникшая как следствие стремления сохранить вид со Стрелки на Владимирский собор, выглядит неестественно и громоздко при восприятии с Васильевского острова, несмотря на свою низкую этажность. Но если уж очень нужно строить именно по такой схеме (силуэт комплекса подчинен не законам гармонии, а виду на собор), то следовало бы отделить низкоэтажные корпуса от более высокого судебного проулком. Все же участок должен проектироваться по законам городского квартала, а не кластера и не усадьбы, хотя эту типологию и любил Фомин. И лучше бы поручить разные здания разным архитекторам. Вполне можно и в неоклассике. Филиппов вот уже работал на этом участке. Мог бы потрудиться на благо города и кто-то из иностранцев, привлеченных ранее к проектированию «Набережной Европы» (например, студия Krier∙Kohl). На здание театра, очевидно, нужно вообще проводить новый конкурс.
Теперь по поводу стиля – в рамках, конечно, неоклассического направления. Атаянц выбрал Рим, помноженный на наследие архитектуры сталинского соцреализма. Однако чем такой выбор продиктован? Здание Тучкова буяна, каковое предлагается доделать в соответствии с проектом Ринальди, решено ведь совершенно иначе: это ранний классицизм, в котором еще немало от барокко. Непонятно, почему этот уже имеющийся фрагмент комплекса не натолкнул мастерскую Атаянца на попытку работать в том же ключе. Сходный стиль, кстати, характерен и для Владимирского собора, панорама которого настолько важна для авторов. Не так ли поступил Николай Бенуа, проектировавший новые корпуса комплекса петергофского дворца исходя из существующего ансамбля Растрелли?..
В заключение признаем, что мы вправду имеем дело с серьезным событием в городе: это касается не только местоположения участка, но и всего архитектурного процесса в России. На наших глазах сбывается мечта ортодоксальных неоклассиков. Однако, при всей близости к сталинскому стилю, который все же воспроизводил и интерпретировал исторические образы, строя по традиционным технологиям, – этот новый извод классики представляет собой нечто совершенно иное. Будет грандиозная и высокотехнологичная театральная симуляция, чье убранство создается не вручную, как делали «старые мастера», а полностью просчитано на компьютере и затем вырезается из дорогих материалов при помощи высокоточных машин. Постмодернизм, таким образом, выйдя в дверь, тут же заходит через окно (точнее, монитор). Характерно, что и проектная графика Атаянца – это компьютерные рендеры, а не рисунок, который мы вправе были бы ожидать от автора. Леонтьев прав, такой «цифровой классицизм» действительно будет точным отражением духа времени сегодняшней России. И все же акцент нужно делать именно на первом слове: не следует забывать, что строительство другого символического сооружения в Петербурге – ледяной башни «Лахта-центра» – тоже пока никто не отменял.