Запретите нам, мы просим, и тогда мы не будем гадить в центре...

"Что изменилось в петербургской архитектуре за последние годы" - статья М.Золотоносова в 812'ONLINE

Автор статьи, улавливая переход петербургской архитектуры от "модернистского" направления к "ретроспективному", отмечая с воодушевлением наступление некоего нравственного, контекстного настроения - боюсь, во всем этом сильно заблуждается. Архитекторов давно не учат рисовать, как не учили и тех, кто сегодня учит студентов Академиии и ЛИСИ. А значит, вместо стеклянных призм будут возникать призмы из камня и штукатурки, впрочем декорированные рустом и ложными колоннами. Какая из призм лучше? Если наглые и ненарисованные - то обе хуже. Мастер Каморки 

       

Избранные места:

В 2001–2013 гг. полным ходом реализовывались проекты... (которые) могли быть спроектированы только в состоянии «на меня что-то нашло».

...Вытеснение известных архитектурных мастерских (знаком «известности» является вхождение в ОАМ – «Объединение архитектурных мастерских») подразделениями в строительных фирмах, где никому не известные личности рисовали все, что хотели их хозяева... Что касается ОАМ, то это, как мне кажется, не столько творческое объединение, сколько тарифно-ценовое. Средство ценового сговора на рынке архитектурного проектирования.
...Должно было пройти девять лет, чтобы «волчья стая» смогла понять, что «Пик» – это в архитектурном отношении не ошибка даже, а дерьмо.
...Владимир Попов, почетный президент Санкт-Петербургского союза архитекторов... признал даже, что главный архитектор СПб О. Харченко «много сделал плохого».
Сергей Чобан сам предложил... «был бы смысл сделать градостроительный документ – дизайн-код центра Петербурга». Косвенно из этого следовало, что Чобан... ответственность возложил на городскую власть, сняв ее с архитекторов. Запретите нам, мы просим, и тогда мы не будем гадить в центре... – таково резюме и попытка самооправдания за тот же «унитаз» (Банк Санкт-Петербург).
Поиграв в новаторов, петербургские архитекторы поняли: ...в условиях творческой импотенции, характеризующей практически всех современных петербургских архитекторов, лучше откровенно подражать, нежели изображать новаторов, а потом каяться в содеянном.

Швейцарский психиатр Карл Густав Юнг, основоположник аналитической психологии, искал и в итоге выделил архетипы. Один из них – архетип Тени. Тень – это часть бессознательной совокупности желаний и порывов, от которых человек предпочел бы отказаться, поскольку они противоречат общепринятым нормам.

                  Тень – темная сторона личности. Именно она подталкивает совершить то, что в обычном состоянии человек никогда бы не совершил. Чаще всего такие моменты характеризуют как «на меня что-то нашло». Поэтому такие проявления темной сущности человек предпочитает подавлять. 

Однако есть профессии, где за проявления темной сущности еще и платят деньги: киллер, проститутка и т.п. Архитектура – одна из таких профессий. Практической архитектурой у нас занимаются люди, которые в процессе проектирования могут совершать то, что в обычном состоянии человек никогда бы не совершил.

Теневая архитектура

Схема тут проста: приходит заказчик, инвестор и начинает стимулировать активность Тени архитектора. Применяются различные техники, итогом же становится выход наружу Тени и созданный ею проект, который после его реализации (с ухудшением, упрощением и удешевлением в процессе строительства) всеми осуждается: градозащитниками – сразу, самим архитектором – спустя некоторое время, скажем, через пять-семь лет.

На этой теоретической базе легко описать, с одной стороны, то, что произошло в Петербурге в 2001–2013 гг. в архитектурно-градостроительно-строительной сфере, с другой стороны, что в минувшем 2013 году было осознано даже самим архитектурным сообществом в лице его отдельных, наиболее чутких представителей.

В 2001–2013 гг. полным ходом реализовывались проекты, авторами которых были не сами архитекторы, а их Тени – в точном юнгианском смысле. Скажем, здание многофункционального коммерческого комплекса на Казанской ул., 3а (арх. М. Рейнберг, А. Шаров, 2004), пресловутый «Монблан» (С. Кислова при участии арх. С. Орешкина и С. Гайковича, 2003–2008) и здание банка «Санкт-Петербург» на Малоохтинском пр., 64 (арх. Е. Герасимов и С. Чобан, 2011) очевидным образом противоречат общепринятым градостроительным и архитектурным нормам и могли быть спроектированы только в состоянии «на меня что-то нашло». Причем, по свидетельству того же Орешкина, если бы не его и Гайковича вмешательство, «Монблан» по приказу В. Матвиенко был бы снижен до высоты гостиницы «Санкт-Петербург». В то время как они, презирая и Кислову, и «Строймонтаж», зачем-то спасли им огромное количество полезной жилплощади и высоту 74 метра. В интервью  Орешкин ответил на мой вопрос, зачем они это сделали, в том смысле, что объяснить это невозможно («на меня что-то нашло»). Потому что тут работала Тень, бессознательно спасавшая объем здания вопреки здравому смыслу.

Я привел здесь только три примера, а мог бы привести сто тридцать три, но это излишне, поскольку они описаны во многих статьях, опубликованных в последнее десятилетие. Все названные здания выполнены не в том материале, в каком следовало по логике контекста, не в том размере, не с тем рисунком фасада и т.д. Это те случаи, которые описал С. Маршак в стихотворении «Не так»: «Что ни делает дурак, всё он делает не так».

Контрпроцессы

Но на этот процесс «теневой архитектуры» наложились контрпроцессы.

Первый зародился в среде градозащитников, которые активно – особенно активно с 2006 г., когда обрисовались черты небоскреба «Охта-центр» и возникло движение «Живой город», – начали борьбу с уничтожением исторического центра Петербурга посредством сносов исторических подлинных зданий и строительства на их месте новых. А также борьбу с архитектурой – продажной девкой строительной мафии. Постоянная критика, несмотря на заявления архитекторов о том, что выступления профанов их не волнуют, исподволь давила и изнуряла «волчью стаю».

Второй контрпроцесс – резкое замедление темпов строительства, которое после назначения Георгия Полтавченко губернатором Петербурга в 2011 г. архитектурно-строительная сфера ощутила уже в 2012-м. Архитектурные мастерские столкнулись с заметным уменьшением числа заказов. Плюс к тому сносить исторические здания в центре города, приговоренные с помощью КГИОПа и мастерской Т. Славиной, стало гораздо сложнее после ухода из КГИОПа В. Дементьевой вместе с ее заместителями А. Комлевым и А. Разумовым. То, что при Матвиенко было легко и просто, усложнилось, замедлилось. К тому же все очевидные лакуны в центре были заполнены, теперь заказчики встали перед необходимостью сносить здоровые здания, доказывая их аварийность. 

Третий контрпроцесс – ставшее заметным вытеснение известных архитектурных мастерских (знаком «известности» является вхождение в ОАМ – «Объединение архитектурных мастерских») подразделениями в строительных фирмах, где никому не известные личности рисовали все, что хотели их хозяева, – возможно, за гораздо меньшие деньги, чем члены ОАМ. Причем проектировали (и проектируют) эти «враги Петербурга» дома любой высоты, в любом материале, любой формы. Что касается ОАМ, то это, как мне кажется, не столько творческое объединение, сколько тарифно-ценовое. Средство ценового сговора на рынке архитектурного проектирования. Поэтому, естественно, появились и архитектурные мастерские, которые не были приняты в ОАМ как нарушители конвенции – обобщенным символом таковых у нас является мастерская Сергея Цыцина, которого в ОАМ «все не любят». Это у них такой патентованный «Плохиш». Когда я говорил, например, Рафаэлю Даянову, что он поставил жуткие здания на Московском пр. или на 8-й линии В.О., он неизменно отвечал: «А Цыцин сделал бы еще хуже».

Наличие «альтернативного проектирования», с одной стороны, еще сильнее уменьшило число заказов, с другой, столкнуло архитектурную корпорацию с зеркалом, то есть заставило увидеть себя, продукцию своих собственных Теней, но только со стороны и практически в пародийном виде. Торгово-досуговый комплекс «Пик» на Сенной пл. (арх. Е. Рапопорт, А. Столярчук и др., 2004) не вызвал у «волчьей стаи» тех эмоций, которые вызвала продукция ООО «Адамант-проекта» и лично директора департамента проектирования этого ООО Дмитрия Седакова, хотя его проекты здания на пересечении наб. Обводного кан. и Лиговского пр., в которое встроена станция метро, а также тех гигантских остекленных сараев, в которые встроены станции метро «Волковская» и «Международная», не хуже и не лучше гигантского сарая на Сенной площади.

Но, во-первых, Е. Рапопорт и А. Столярчук – «свои», а Седаков – нет, во-вторых, должно было пройти девять лет, чтобы «волчья стая» смогла понять, что «Пик» – это в архитектурном отношении не ошибка даже, а дерьмо. И что Седаков повторяет их ошибки. Парадокс только в том, что ругают теперь в архитектурной корпорации только Седакова, а не Столярчука, который заложил основы «стеклянного сараестроения» в историческом центре Петербурга.

Симптомы

И вот три этих контрпроцесса – активная критика в прессе, в Интернете, бюрократические барьеры и «альтернативное проектирование» – в итоге если не поменяли, то начали менять отношение архитекторов к «теневой» (в юнгианском смысле) стороне собственной деятельности, к которой они десять лет относились с веселым и нерассуждающим цинизмом, беззаботно ставя то «Шляпу Незнайки» на Суворовском пр., то 90-метровой высоты «чайник» на набережной Невы. Попутно разрушалась монолитная сплоченность архитектурной корпорации. 

Конечно, «решительного переворота» в мышлении архитектурной корпорации не произошло, обольщаться не стоит, однако проявились слабые симптомы некоторой перемены. Они, например, обнаружились в отдельных решениях Градостроительного совета уже в 2011–2012 гг., из которых следовало, что контекст, архитектурный и градостроительный, все же имеет значение и архитекторы о нем помнят. Например, совсем недавно был отклонен проект Ю. Ширяева – новый дом на ул. Правды, 3. 

У меня есть и собственные наблюдения – я имею в виду три интервью, на мой взгляд, знаковые, симптоматичные, – интервью, которые для  «Города 812» дали в 2013 году архитекторы Владимир Попов*, Сергей Чобан** и Сергей Орешкин***. Все три интервью оказались для меня весьма неожиданными и все продемонстрировали, что перемена в мышлении все-таки есть. Конечно, статистически значимого опроса в Союзе архитекторов я не проводил. Однако и собеседников выбрал не случайных, а репрезентативных для понимания ситуации в целом. Конечно, это только разговоры, но раньше таких не было.

Владимир Попов, почетный президент Санкт-Петербургского союза архитекторов, заведующий кафедрой архитектуры Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина, народный архитектор РФ, к моему удивлению, осудил или критически отнесся почти ко всем зданиям, которые много и долго ругали градозащитники и я в том числе. Попов признал даже, что главный архитектор СПб О. Харченко «много сделал плохого».

И предложил деликатную формулу, чтобы и откровенно высказаться о конкретных зданиях, и не испортить окончательно отношения с коллегами, многие из которых работают у него на кафедре. Такое-то здание, говорил Попов то и дело, само по себе неплохое, но «стоит не на месте». Из этого следует, во-первых, что градозащитники в своей критике были правы и вполне компетентны, хотя архитекторы, например, Е. Герасимов, неоднократно заявляли, что судить об архитектуре могут только архитекторы, а профаны должны почтительно слушать «профи». Во-вторых, сама формула «стоит не на месте» автоматически означает определяющую роль контекста, которую долго отстаивали градозащитники, осыпаемые бранью архитекторов, утверждавших, что современная архитектура требует современных материалов и новых форм, а контекст – черт с ним. С учетом этих двух пунктов интервью Попова было едва ли не сенсационным. Причем я не думаю, что в 2011 г. Попов сказал бы все это вслух.

Сергей Чобан сам предложил дать интервью для журнала. Его message заключался в том, что «был бы смысл сделать градостроительный документ – дизайн-код центра Петербурга». Идея не новая, в ее подтексте – желание защититься жестким и ясным запретительным законом от требований ненасытного заказчика, всегда требующего от Тени архитектора архитектурного и градостроительного непотребства. Косвенно из этого следовало, что Чобан очень аккуратно осудил сложившуюся практику строительства в историческом центре, но ответственность возложил на городскую власть, сняв ее с архитекторов. Запретите нам, мы просим, и тогда мы не будем гадить в центре, потому что свою Тень мы тоже не любим, – таково резюме и попытка самооправдания за тот же «унитаз».

И, наконец, Сергей Орешкин покаялся в содеянном, объяснив свои и других архитекторов проделки молодостью и горячим желанием попробовать новые материалы и конструкции, стать авангардистом в условиях, когда контроль отсутствовал. Теперь умудренный собственными ошибками Орешкин осуждает тех новых молодых, кто поступает так же, как поступал он сам, но раньше – в нулевые годы.

Любопытно, что дать интервью я предложил и Евгению Герасимову, пусть выскажется в свою защиту, но он высокомерно, через каких-то секретарш, отказался, и это тоже, мне кажется, примета времени. Защищать сделанное уже невозможно. Немота Герасимова не менее красноречива сегодня, чем признания Орешкина.

Будущее петербургской архитектуры

Иными словами, одним из итогов прошлогодних высказываний можно считать осуждение внеконтекстной архитектуры и тех архитектурных безобразий, которые возникли в центре Петербурга. Полагаю, что такая идеология сопряжена с большей стилистической сдержанностью, которая пока не декларируется вслух, но иногда проявляется на практике. Тот же Орешкин, например, сделал проект жилого дома, который собираются ставить на месте недостроенной гостиницы «Северная Корона» (арх. М. Рейнберг) на наб. р. Карповки. Вариация на тему модерна, каменный фасад, местами напоминающий «Толстовский дом» Ф. Лидваля. После орешкинского «Эгоиста» (ул. Восстания, 49, 2006) или столь же неудачного жилого дома на Б. Посадской, 6 (2004), новый проект выглядит как революционный ретроспективизм.

В качестве другого примера можно вспомнить Михаила Мамошина. После внеконтекстных и потому нелепых проектов – жилого дома на Б. Зелениной ул., 10 (2007), и «Статского советника» (Загородный пр., 37а, 2008) – мастерская Мамошина сделала хороший жилой дом «Таврический» (пр. Чернышевского, 4а, 2012). Это тоже ретроспективизм, причем образцом послужил стоящий рядом доходный дом Нельговской (арх. С. Баранкеев, 1911).

Наконец, выбор проекта Максима Атаянца на конкурсе проектов застройки «судебного квартала» тоже кое-что означает. Даже с учетом того, что выбор сделал В. Кожин по команде В. Путина. Значит, ретроспективистский тренд утвержден уже и наверху, и даже там стало кое-что ясно. А именно, что ставить стеклянные коробки и стаканы в историческом центре – это абсурд.

Для переходного периода очень характерно выглядит дом, спроектированный мастерской С. Савина – занимает он целый квартал (Литейный пр., 26, Артиллерийский пер., 2, ул. Короленко, 12), построен в 2010–2012 гг. и называется «Многофункциональный комплекс с торгово-офисными помещениями Преображенский» (рядом – Преображенская пл.). Соседом его по Литейному является «дом Мурузи», который, кстати, из-за этого строительства треснул. Фасады по Литейному пр. абсолютно традиционны, не привлекают внимание, представляя собой фоновую архитектуру. Зато «спина», т.е. фасад, выходящий на ул. Короленко, – вот это жутчайший реликт нулевых годов! Тут и какой-то «стеклянный каскад», и развитие идеи атриума – в общем, винегрет, который был сделан просто для выпендрежа. Это как если сшить костюм, который спереди будет соответствовать дресс-коду «black tie», а сзади будет вставлен большой кусок клоунской одежды с нарисованными рожицами. То есть видно, что архитектор прекрасно знал и общепринятые нормы, и способы их нарушения, чего, видимо, и требовал заказчик.

Поиграв в новаторов, петербургские архитекторы поняли: будущее новой архитектуры в центре города – это прошлое, т.е. ретростили, ретроспективизм. С одной стороны, таким образом признано мощное давление контекста, с другой стороны, в условиях творческой импотенции, характеризующей практически всех современных петербургских архитекторов, лучше откровенно подражать, нежели изображать новаторов, а потом каяться в содеянном. Ретроспективизм соответствует сразу и потребностям контекста, и способностям зодчих.

Впрочем, не стоит обольщаться: все сказанное не означает, что теперь начнется торжество контекста и попадание в стиль. Во-первых, многим еще наплевать на любые контексты, во-вторых, отсутствие способностей не преодолеть по сигналу. Достаточно посмотреть на новостройку на территории Скотопригонного двора (завод «Петмол», Московский пр., 65), чтобы понять: до полноценных изменений еще далеко, там опять возводится нечто несусветное, к тому же неизвестно кем и по проекту, который держится в тайне.

Винегрет и нелегалы

Но если со стилем отдельно стоящего нового здания в историческом центре города   адекватное понимание хотя бы начало возникать, то проблема градостроения как была в забвении, так и остается. Тут требуются усилия городской власти, создание полноценной системы контроля за градостроительной деятельностью, но власть не хочет в это вмешиваться. Чем теперь занимается КГА, становится все более загадочным.

В начале января я осмотрел квартал, в котором расположена строящаяся «Невская ратуша» (деловой квартал между ул. Моисеенко и Новгородской, а также Дегтярным пер., арх. Е. Герасимов и С. Чобан, строительство продолжается). Тут обнаружились сразу две проблемы, которые смело можно ввести в список итогов года.

Первая проблема. Фасады бизнес-центров, входящих в комплекс, на картинках, размещенных на сайте «Невской ратуши», выглядят красиво, легко, а в реальности напоминают тяжелую и мрачную промышленную архитектуру, какой-то завод. Любой архитектор может привести подобные примеры. 10-этажные здания заводского вида с избыточным количеством стекла на фасаде выглядят чужеродно в том окружении, в каком они оказались. Впрочем, и «картиночные» здания не соответствуют контексту. Просто место для делового квартала, стилистика которого имеет претензию на пафос, было выбрано неудачно – просто потому, что здесь находился трампарк № 4 (на Дегтярном пер.). Это очевидная градостроительная ошибка, смесь берлинского (Чобан) с новгородским, увенчанная круглым куполом, который тут выглядит так, словно высадились марсиане.

Вторая проблема – совсем рядом, в 100 метрах и в зрительной связи, стоит 10-этажный жилой дом «Резиденция на Суворовском» с квартирами по 30-40 млн руб. (арх. Ф. Буянов, Кирочная ул., 64, 2008). Выглядит «Буянов дом» как инженерное сооружение, создатели которого старались только в одном: чтобы максимизировать число инсолированных окон. Отсюда искусственное создание лишних стен и совершенно изуверская компоновка объемов, похожая на ребристый обогреватель и меньше всего напоминающая о традиционном для этой части исторического Петербурга здании. Естественно, стилистически это никак не сочетается с домами «Невской ратуши». И вообще ни с чем не сочетается.

Таких примеров по Петербургу можно привести десятки, таков негативный тренд. Никаких движений, даже чисто умственных, для преодоления стилевого винегрета хотя бы на расстоянии 100 м от одного нового здания до другого не делается. И это еще один важный итог года. Теоретически архитекторы и сами, даже без Комитета по градостроительству и архитектуре, могли бы встретиться и согласовать рисунок фасадов, которые смотрят один на другой на расстоянии прямой видимости, согласовать стили и формы зданий, направление осей, соотношение высот, выбрать доминанту и осмысленно собрать застройку вокруг нее. Но понятно, что никто этого не делает, КГА этот вопрос не волнует, Градостроительный совет тоже. А между прочим, он именно градостроительный, а не архитектурный, и по идее должен был бы об этом заботиться не меньше, чем о рисунке фасада отдельного здания.

То, что получилось в итоге хаотической застройки Малоохтинского пр. в месте пересечения с Республиканской ул., – это пример уже не чьих-то ошибок, а коллективного идиотизма. Что-то на всех сразу нашло… Неграмотная застройка набережной Невы напротив Смольного у всех на виду, но ни КГА, ни главный архитектор Олег Рыбин, ни архитектурная корпорация даже не высказались по этому поводу. КГА и его руководство ведут себя, как нелегалы-разведчики: мы подозреваем об их существовании, но никто их не видит и не слышит. Ну, допустим, особой власти у главного архитектора нет, его виза на проектах теперь не обязательна, но хотя бы внятно высказаться в эстетическом смысле о той же застройке Малоохтинского пр. он ведь может. Пояснить, что городская власть в его лице думает об облике города.

Или Юрий Земцов все продолжает строить «Смольный квартал», продолжает портить вид на Смольный со стороны Охты стандартными изделиями домостроительного комбината. Это тоже идеал? Тоже стоит что-то внятное сказать, хотя бы с учетом того, что этот же Земцов имеет прямое и непосредственное отношение к «Стокману», изуродовавшему Невский пр. и пл. Восстания.

В сентябре в Петербурге появился главный художник А. Петров. Конечно, назначение скандальное – он был главным дизайнером-архитектором КБ ВиПС, генпроектировщика нового здания Мариинского театра. Но тем более надо было произнести какую-то «тронную речь», попытаться как-то оправдаться, дистанцироваться... Но тоже нелегал.