То здание, что мы видим по этому адресу теперь стоит в несколько усеченном виде, но кажется уже привычным, по цвету и пропорциям даже гармонируя с Асторией напротив.А когда-то появление этого огромного дома вызвало целую бурю полемики и в прессе и в салонах, а потом буря уже была в прямом смысле — но рассказ об этом впереди.
А пока посмотрим, что было тут до появления этого дома — ведь он относительно молодой — ему нет и ста лет.
Упоминание о первых строениях на этом месте относится к 1740-году, когда здесь появился двухэтажный каменный дом, построенный для Никиты Ивановича Шестакова,владевшего им до 1743 года, когда дом был продан купцу Федоту ФилимоновичуСтепанову . От Степанова дом очевидно перешел к придворному ювелиру Х.Г. Гебельту — уроженцу Саксонии, специализировавшемуся на бриллиантах. Гебельт владел домом с 1760-х по 1802 год (по другим сведениям — 1780-1790-й). Ему же принадлежал и соседний дом по Большой Морской, №43.
В 1815-1820 годах архитектор В.П. Стасов перестроил дом в стиле ампир. Только кто был заказчиком этой переделки и соответственно владельцем дома в это время, я не знаю. На рубеже 1820-х и 30-х годов дом принадлежал госпоже Бергиной, у которой он был выкуплен первым знаменитым владельцем — Павлом Константиновичем Александровым. В ту пору — ротмистр, г-н Александров был человеком совершенно не простого происхождения. Его отцом был не кто иной, как официально бездетный Великий Князь Константин Павлович — второй после Александра, любимый внук Императрицы Екатерины Великой.
Предназначение Константина Павловича Екатерина видела в управлении неким государством, которое будет образовано после покорения Россией Константинополя и проливов. Как известно, к несчастью или к счастью, эта многовековая мечта русской власти осуществлена не была, и Константин вообще отказался быть Императором, причем даже в России, а не где-нибудь, спровоцировав некоторым образом, декабристский путч.
История появления г-на Александрова на свет Божий такова — в 1805 году в Петербург приехала француженка Жозефина Фредерихс (урожденная Мерсье) (1778-5 апреля 1824), представлявшаяся актрисой. Приехала она не просто так, а в поисках своего мужа. Дело в том, что в Лондоне ее соблазнил некий господин из России, представившийся полковником Александром фон Фридрихсом, личным флигель-адъютантом Императора. На самом же деле он был только фельдъегерем, да и она была в общем обычной содержанкой. Мужа она нашла, и в 1807 года развелась с ним — фелдъегерь был птицей не её полета… Свою птицу счастья она поймала однажды, вроде-бы на маскараде, подойдя к Великому Князю Константину и попросив у него защиты — не важно от кого. Великий Князь свою Жозефину защитил, поселив у себя сначала за прочными стенами Мраморного дворца а затем в Стрельне. В награду, через год Жозефина родила Великому Князю сына, нареченного (с чего бы это?) Павлом. Восприемником новорожденного был старший брат Константина, Император Александр I. В честь него Павлу и была дана фамилия — Александров. Адская получилась смесь, я вам скажу. Имя — в честь убитого отца, а фамилия — в честь того, кто хотя бы косвенно причастен к его, отца, смерти… В 1812 Павлу Александрову было дано русское дворянство. Незабыли и о матери — в 1816-м ей тоже пожаловали российское дворянство и велено именоваться Ульяной Михайловной Александровой .
Павел Константинович Александров сделал отличную военную карьеру, был храбр в войне, за отличия в сражениях «польской кампании» под Гроховым и Вильной был награжден орденом св. Владимира 4-й степени с бантом, золотой шпагой с надписью "за храбрость" и чином ротмистра. Венцом его военной карьеры был чин генерал-лейтенанта (26 августа 1856 года) . Имел он и один из высших знаков отличия – орден св. Анны I-й степени . 17 ноября 1855 года назначен генерал-адъютантом при Особе Государя Императора. Впрочем, как пишут историки, «никакими заметными талантами Павел Константинович не обладал, и современникам запомнился лишь своим необычайным добродушием».
Так вот, пребывая в чине еще ротмистра, в 1832 году, Павел Константинович задумал жениться, но для этого надо было иметь приличное место жительства. Выбор пал на описываемое место, и существовавший тут дом, по просьбе г-на Александрова (или Великого Князя?) поехал осматривать сам архитектор А.П. Брюллов. Результатом поездки был следующий вывод: — дом «достоин замечания как по прочности и отличной отделке, так и по всем возможным удобствам», но отметил, что «при вступлении в дом найдутся необходимые издержки для возобновления разных частей, на что потребуется от 20 до 30 тысяч рублей»*
Выслушав рекомендации известного архитектора, Павел Константинович приобрел дом за 390 тыс. рублей. С обстановкой. Теперь можно было и женится, и в 1833 году Александров женился на дочери статского советника, камергера князя А.А. Щербатова, княжне Анне Александровне Щербатовой (1808-1870).
* — цитируется по "Романовы в живописи, часть 52 — Незаконнорожденный Генерал -Адъютант.
От этого брака родилась дочь Александра, Александра Павловна Александрова (18.07.1836-7.12.1884), фрейлина Высочайшего Двора, вышедшая впоследствии за флигель-адъютанта, впоследствии Шталмейстера Двора Его Величества, князя Дмитрия Александровича Львова (1833-1874). Князю Дмитрию Александровичу принадлежали соседние дома по Большой Морской — на противоположной стороне площади под №39 и на этой, под № 46.
В 1857 году умер Павел Константинович, домом распоряжалась его вдова, Анна Александровна. После ее смерти в 1870-м году дом, согласно завещанию отца, вместе с «половиной столового серебра, библиотекой, оружием и шпагой с бриллиантами, доставшихся по воле… Великого Князя Константина Павловича»
перешел к дочери Александре. Именно Александра Павловна, тогда уже княгиня Львова, положила начало новой эпохе этого места на углу Исаакиевской площади и Большой Морской — времени Германского Посольства в Российской Империи.
Времена Германского Посольства
1873-1922
Собственно сама Германская империя — Deutsches Kaiserreich — появилась на свет всего за два года до того — в 1871-м. После сокрушительного разгрома французов при Седане, в Версале, Король Пруссии Вильгельм и его канцлер Бисмарк объявили о создании Германской Империи. Это Версальское действо будет дорого стоить Европе — в 1918-м в железнодорожном вагоне в Компьене подпишут фактически конец Германской Империи, закрепленный бездумным Версальским миром, а в 1940 — Гитлер , в том же вагоне, примет капитуляцию Франции… Но это другая история. Вернемся к нашей. Итак, новообразованная Германская Империя получила и объединенное посольство — ведь раньше разрозненные Германские княжества и герцогства были представлены в России по-отдельности. Перед продажей дома, в 1870-71 гг, Александра Павловна пригласила архитектора Фердинанда Логиновича Миллера, который осовременил фасад, переделав его в духе модной тогда эклектики. Вот это обновленное, но все еще одноэтажное угловое здание с главным фасадом по Большой Морской и приобрело 21 июля 1873 Германское Посольство. Немцы зданием остались довольны, но переделали в том же, 1873 -м году, для нужд посольства некоторые интерьеры. Архитектором переделки выступил Рудольф Бернгардт (автор окончательного проекта Владимирского собора в Киеве).
Вместе с мощью Германской империи росло количество этажей — в 1889 году служивший при посольстве архитектором Иван Федорович Шлупп (1845-1900)
надстроил над левой частью здания, по Большой Морской, один этаж.
Изображения старого посольского особняка — бывшего князей Львовых — к счастью сохранились на старых открытках. Над посольством развивается огромный германский красно-бело-черный флаг…
Вскоре немцы выжали из старого особняка все, а места все равно было мало, да и пришедшему к власти в Германии Кайзеру Вильгельму II дом явно казался недостойным германской сумрачной мощи…
В конце 1909 года “Петербургская Газета” сообщает читателям, что предстоящей весной начнется “перестройка одного из громадных зданий по Адмиралтейской набережной, у Панаевского театра, под помещение Германского посольства”. Из истории Мало-Михайловского дворца на Адмиралтейской набережной мы знаем, что немцы хотели выстроить посольство именно там, с видом на Неву, но, возможно, близость Морского ведомства с его секретами закрыла этот проект. Эта неудача и невозможность дальнейшего пребывания в старом особняке и привела к идее снести здание посольства и выстроить на его месте новое, подобающее здание. Почетный государственный заказ был, конечно же, дан немецкому архитектору. В 1911 году Министр Иностранных Дел Германии Альфред Киндерлен-Вахтер передал его архитектору Петеру Беренсу (Peter Behrens) (1868–1940).
Перед архитектором стояла сложная задача — с одной стороны, воплотить в проекте новую германскую имперскую идею, с другой стороны — грамотно вписать здание в окружающий ансамбль. Именно этот дом должен был завершить формирование Исаакиевской площади. Немцы спешили — для разработки всей проектной документации Беренсу было отведено лишь восемь недель. Ему пришлось привлечь себе в помощь пришедшего к нему в мастерскую в 1908 году Людвига Миис ван дер Роэ (Ludwig Mies van der Rohe), которому был поручен контроль над строительством.
*об этом архитекторе, ставшем впоследствии королем небоскребов, стоит прочесть отдельно.
Молебен по случаю закладки нового здания посольства в присутствии сотрудников Германского посольства.
К работам приступили уже в 1911 году, когда на пустыре, образовавшемся после сноса старого здания состоялась торжественная церемония закладки первого камня. На время строительства само посольство переехало в пустовавший после смерти хозяина дворец Великого Князя Алексея Александровича на Мойку, 122.
14 (27) января, в день рождения Императора Вильгельма II (Wilhelm II) , над зданием был поднят германский флаг. Увиденное вызвало у петербуржцев шок: «Это варварство в своем запоздалом модернистическом настроении » — писал писал Георгий Лукомский. Фантазия на тему фабрики, тюрьмы и типографии — оценка других. Постройка здания привела и к разрыву, причем навсегда — учителя и ученика — Беренса и Миис ван дер Роэ — при этом Миис выдвинул две совершенно различные версии своего участия в проекте — по одной его скромная роль заключалась в переводе немецких единиц измерения в русские, а по другой он рассказывает, что недовольный окончательным результатом, разгневанный Беренс называет Миис Ван дер Роэ выскочкой, parvenu и обвиняет в полном искажении авторского замысла.
Вот что предстало перед пораженными петербуржцами 14-го января 1913 -го года.
Современники о впечатлении петербуржцев от нового здания на Исаакиевской площади: — "В городе, на Исаакиевской площади явилось сооружение из ряда вон выходящее, какое-то непонятное ". "Все петроградцы помнят тот взрыв общественного недоумения, неприязненного чувства и искреннего смеха, когда здание явилось во всем своем поражающем эффекте … Перед домом толпился мелкий мещанский люд, останавливались извозчики … Даже городовым не хватало полицейского мужества разогнать группы — они чувствовали, что тут нечто настолько выходящее из нормы … Одни негодуют, другие восторгаются, но все сходятся на том, что открытие этого здания есть событие общественного значения »
Единственным украшением дома на его главном фасаде были 14 мощных колон, которые Бенуа назвал "частоколом столбов". Но нет, не единственным. Как говорят, с легкой руки Кайзера Вильгельма II на крыше здания появилась скульптурная группа в виде двух юношей - Диоскуров — юных сыновей Зевса, удерживающих двух коней. Проект Беренса был утвержден Кайзером, но один из рецензентов отмечал, что в проекте, поданном на утверждение петербургским властям, скульптурная группа отсутствовала. Не знаю, правда это или нет. Вид этой скульптурной группы был не менее противоречив, нежели фасад самого здания. Неожиданное появление колоссальных коней придало зданию еще большую скандальность. «Наконец-то убрали леса, закрывавшие конную группу и можно ею любоваться. Группа прекрасная, две лошади рядом, в профиль весьма сходные со знаменитым конем напротив Николаевского вокзала ( имеется ввиду памятник Александру III работы Паоло Трубецкого — С.К.), а спереди (если не видны задняя часть крупа и ноги) даже похожие на лошадей, по сторонам две фигуры изображающие бритых молодых людей жирного телосложения и весьма безучастного вида ". " Грозят ли они… стерегут? А кто эти люди — боги или конюхи? … Сила животная рядом с силой человеческой, откормленной, покрытой чудовищной мускулатурой" .
Группа участников проекта скульптурной группы сфотографировалась на крыше здания у памятника перед его открытием — он еще закрыт лесами.
Германские парнокопытные напротив Исаакиевского собора.
Горожане жаловались, что подобная группа неуместна по соседству с Исаакиевским собором, так как оскорбляет религиозные чувства, видом обнаженных фигур. "Говорили будто леса долго стояли из-за необходимости сделать у этих фигур некоторые цензурные изменения, судя по тому, что осталось, изменения эти были не очень велики". Статуи исполнены берлинским скульптором Эберхардом Энке (Eberhard Encke. 1881—1936) .
Александр Бенуа называл всю постройку «циклопической» и отмечал благородство тона финского гранита на фасаде: «…Целесообразность, конструктивность, отсутствие лишнего, — но нигде не проглядывает улыбка подлинной красоты, прелесть подлинного вкуса, … никакого намека на уют, на поэзию… на душу».
Временная ротонда в сквере на Исаакиевской площади, иллюминированная в честь 300-летия Дома Романовых. За ней видно ярко освещенное здание посольства. Обратите внимание, что в честь праздника, проходившего вскоре после открытия здания, неоднозначную скульптурную группу прикрыли огромным немецким иллюминированным орлом.
Тяжеловесная монументальность фасада поддержана и в интерьерах — вестибюль, парадная лестница, приемные залы — были выдержаны в стиле модернизированной классики. С суровым видом фасада контрастировало обилие света в самом здании, изящество и роскошь отделки. Черные колонны и мощные потолочные балки вестибюля напоминали о творениях древнегреческой архитектуры. В парадной анфиладе второго этажа залы разделялись раздвижными дверьми, что позволяло при необходимости легко объединять соседние помещения. В торжественных случаях многостворчатые двери Тронного зала, одетого в мрамор, раздвигались, и тогда за двухколонным дорическим портиком открывался Прусский зал, выходивший на Исаакиевскую площадь. Оба зала мгновенно наполнялись светом, льющимся с обеих сторон. Кроме «Диоскуров» Энке создал для посольского дома рельефы Красного зала, а также модели позолоченных орнаментов. В работах над скульптурным оформлением посольства участвовал еще один ваятель — Э. Рэнкер (Renker), который выполнил фонтан «Мальчик с рыбой» во внутреннем дворе.
Вестибюль здания с черными колоннами и парадной лестницей. Неправда-ли, чем-то напоминает советские партийные дома? Или все-таки древне-греческие?…
Вестибюль. В верхнем углу — часть отделки стен.
Сотрудники посольства. 1913 год. Слева-на-право. Капитан фон Фишер-Лозайнен (Fischer-Lossainen), военно-морской атташе; фон-Люцинс (von Lucins), советник посольства; граф фон Берхем (von Berchem), второй секретарь; Посол Германии граф Фридрих фон Пурталес (Friedrich von Pourtailes) и его супруга; господин фон Бюлов (von Bülow) — атташе; господин фон Притвиц, третий секретарь и командир фон Эгглинг (von Eggling), военный атташе.
Немецкая пресса в свою очередь отнеслась с большим вниманием к произведению Беренса. «При этом одобряется не только общее здание, но буквально каждая деталь, рядом с Беренсом триумфаторами являются и Энке, которому принадлежит статуя над домом… ». Сам Беренс в отличие от русских критиков воспринимал скульптурную группу как несомненную удачу — отливок рабочей модели был установлен во фронтоне главного павильона выставки Веркбунда в Кельне.
Развернувшаяся дискуссия о здании Германского посольства была прервана Первой мировой войной. Надо отметить, что послом в то время служил граф Фридрих фон Пурталес, весьма любопытная личность. Его семья — протестантские выходцы с Юга Франции, затем перебравшиеся в Швейцарию и служившие в Германии. Он появился в Петербурге впервые в 1888 году, в качестве советника посольства. Послом же он стал с 1907 года. Именно ему выпала честь возвести это здание, ему же выпала ужасная роль — объявление войны России. Войны, уничтожившей и Германскую, и Русскую, и Австро-Венгерскую империи, перекроившей полностью карту Европы. К чести графа Пурталеса он не был германским милитаристом и не был сторонником неприменой войны, в отличии от своего работодателя, Кайзера Вильгельма. Ниже — воспоминания о том, как это было: -
"В 5 часов вечера граф Ф. Пурталес сообщил по телефону начальнику канцелярии Министра иностранных дел барону М. Ф. Шиллингу, что ему необходимо безотлагательно видеть Министра…
Как сказано в дневнике Министра, предупрежденный о желании Ф. Пурталеса приехать в министерство С. Д. Сазонов не обольщал себя никакими надеждами и, идя навстречу послу, бросил мимоходом барону М. Ф. Шиллингу, что Ф. Пурталес, вероятно, привез объявление войны.
Войдя в кабинет Министра, германский посол спросил, согласно ли Российское Правительство дать благоприятный ответ на его ноту от 18/31 июля. Нота, по сути, носила ультимативный характер, ибо требовала от России отменить объявленную в стране мобилизацию, направленную против желания Австро-Венгрии силой оружия разрешить конфликт с Сербией, где в Сараево 15/28 июня 1914 г. были убиты наследник австрийского престола Франц-Фердинанд и его жена. С. Д. Сазонов ответил послу отрицательно, прибавив, что, хотя объявленная общая мобилизация не может быть отменена, Россия не отказывается продолжать переговоры с целью изыскания мирного выхода из создавшегося положения. Далее события развивались по всем законам трагикомического жанра. Граф Ф. Пурталес, уже приехавший весьма озабоченным, стал выказывать признаки возрастающего волнения. Вынув из кармана сложенную бумагу, он еще раз поставил перед министром тот же вопрос, подчеркнув тяжкие последствия, к которым может привести отказ России согласиться на требование Германии об отмене мобилизации. С. Д. Сазонов твердо и спокойно подтвердил только что данный им ответ. Все больше волнуясь, посол вновь задал тот же вопрос, на что министр сказал, что у него нет другого ответа. Посол, глубоко растроенный, задыхаясь, с трудом выговорил, что в таком случае немецкое Правительство поручило ему вручить Министру следующий документ. С этими словами Ф. Пурталес дрожащими руками передал С. Д. Сазонову ноту об объявлении войны.
Как впоследствии выяснилось, нота содержала два варианта текста, по оплошности германского Посольства в Санкт-Петербурге соединенных в одном документе. Эта подробность, впрочем, была замечена не сразу, поскольку суть германского заявления была настолько ясна, что, говоря языком министерского дневника, не в словах было дело.
После вручения ноты германский посол отошел к окну и, взявшись за голову, заплакал. Совладав кое-как с собой, Ф. Пурталес обнял С. Д. Сазонова и покинул Министерство".*
* цитата с сайта www.krsk.mid.ru
Но вернемся к зданию. Грубая, безжалостная мощь архитектуры Беренса ассоциировалась у петербуржцев с германским милитаризмом. 22-июля (по старому стилю) 1914 толпа возбужденных началом войны петербуржцев разгромила здание.
Обратимся к мемуарам генерал Спириловича: -
"Взрывом патриотизма ответила Россия на объявление нам войны. Речь Государя в Зимнем дворце, как электрическая искра пронеслась по России и всколыхнула всех. Петербург кипел… Объявление войны Францией вызвало манифестации перед французским посольством. Толпы народа всякого звания и положения ходили по улицам с царскими портретами и флагами и пели «Спаси Господи люди Твоя». Кричали бесконечное ура. 22-го в газетах появились сведения, что немцы задержали на границе поезд с Императрицей Марией Феодоровной и Ее Величеству пришлось вернуться в Данию. Негодование было общее.
Палата Королевы Луизы, супруги Короля Фридриха-Вильгельма Прусского, одной из самых красивых женщин своего времени. Эта комната повторяет комнату, в которой жила Королева Луиза в замке Peretz. Над камином — портрет Луизы Прусской работы Артура Кампфа (Arthur Kampf).
Генерал Спирилович: — " Появилось известие, как Вел. Кн. Константин Константинович должен был пешком перейти границу. Все бранили немцев… Было уже темно, когда я вошел в один из ресторанов и едва успел сесть, как кто-то вбежал с криком — громят немецкое посольство. Я поспешил туда. По Морской бежал народ, скакали извощики, неслись автомобили. Громадная толпа, с царским портретом впереди, шла к посольству. Слышались ругательства, угрозы по адресу Германии, Имп. Вильгельма. Странное зрелище увидел я, подъехав к площади, где, на углу Морской, возвышалось суровое здание немецкого посольства. Толпы народа, вперемежку с извозчиками и автомобилями запрудили всю площадь и тротуары около посольства. Эскадрон конных жандармов удалял публику с тротуара посольства. Против здания, к стороне Исакия, горел громадный костер. Там копошились пожарные.
— Это жгут Вильгельмовские портреты — сказал подбежавший ко мне юркий молодой человек, и, прибавив, что скоро будет еще лучше, убежал".
А вот и один из "Вильгельмовских портретов", невинно вскоре сожженных на площади перед посольством — работы профессора Альфреда Шварца (Alfred Schwarz). На фотографии — Зал Торжеств. (возможно — Тронный?)
Генерал Спирилович: -" Громадное здание Посольства было освещено только внизу. Там бегали какие-то люди и выбрасывали в окна какие-то предметы. Скоро появился свет во втором этаже, затем и выше. Бегающие фигуры появились во всех этажах. Особенно суетилась там какая-то барышня в шляпке. Кипы бумаг полетели из окон верхнего этажа и, как снег, посыпались листами на толпу. Летели столы, стулья, комоды кресла… Все с грохотом падало на тротуары и разбивалось вдребезги. Публика улюлюкала и кричала ура. А на крыше здания какая-то группа, стуча и звеня молотками, старалась сбить две колоссальные конные статуи. Голые тевтоны, что держали лошадей, уже были сбиты*. Их сбросили, с крыши и, под восторженное ура, стащили волоком к Мойке и сбросили в воду. Около, на тротуаре, стал городовой. Кругом меня все галдело. Галдела интеллигенция. А из посольства все летели, летели разные предметы. Раздававшийся от падения треск и грохот вызывал ура. Чем сильней был треск от разбитого, тем громче было ура и улюлюканье. Полиция только просила не ходить на тротуар посольства. Эскадрон стоял наготове. На площади был сам Министр Внутренних дел Маклаков, был и только что назначенный новый Градоначальник князь Оболенский.
Вдруг пронеслось, что на чердаке громилы нашли труп убитого человека. То был русский, долго служивший в посольстве. В группе начальства заволновались. У эскадрона жандармов послышалась команда. Публику стали просить расходиться. Никто не слушался. Появилась пожарная машина, в толпу направили струю воды, с хохотом стали разбегаться. Я сел в экипаж и поехал телефонировать моему начальнику. По дороге обогнал большую толпу. Шли громить австрийское посольство, но полиция не допустила разгрома. Я доложил обо всем ген. Воейкову. Он просил меня остаться в городе до утра. Утром, едучи на вокзал, я проехал посмотреть на посольство. Жуткая картина. Колоссальное здание зияет разбитыми окнами. На крыше покосившиеся лошади. Их не сумели сбить. Тротуары завалены грудами обломков и осколков. Полиция не позволяет приближаться. Публика смотрит молча. Ходят на Мойку смотреть, где сброшены статуи" **.
* По другим воспоминаниям одна из двух фигур юношей при падении зацепилась за здание и повисла. Её сбили позже. Согласно архивным документам судьба лошадей такая - по приказу полиции их сняли рабочие и вывезли, но куда — установить не удалось. Кроме статуй Диоскуров в Мойке был утоплен и немецкий герб, украшавший здание над главным входом..
* * цитируется по militera.lib.ru
Интересное фото — город уже Петроград, а кони и "бритые" юноши еще есть на крыше — все просто — слово "Петроградъ" набито сверху на "Петербургъ"…
На флагштоке посольства был поднят русский флаг. В конце концов полиция выдворила оттуда погромщиков. На крыше здания, возле уцелевших статуй, был обнаружен труп чиновника посольства — тайного секретаря МИД Германии 60-летнего Альфреда Катнера.
«Погром германского посольства — ответ на зверства немцев», — заявил Министр Иностранных Дел Сергей Сазонов поверенному в делах Соединенных Штатов, когда тот выразил свой протест по поводу случившегося. Но антигерманские выступления были запрещены, а около 100 активных участников погрома были арестованы.
Современный вид здания.
Помните такой же вид на старое здание посольства? Вот современный).
Однако здание, пусть и усеченное, повлияло на дальнейшее развитие архитектуры. Его влияние было достаточно большим, и не смотря на всю критику, идеи Беренса затем использовались в ряде зданий как в Ленинграде, так и в других городах — мощный фасад с большим количеством колонн. Вот например -
Проект здания Спецкурсов командного состава, Малоохтинский пр., 80, архитектор Д.П. Бурышкин. Здание построено в таком же виде. Интересно, что и тут скульптуре на крыше не повезло — сейчас там рекламный щит.
фотография с сайта www.kapitel-spb.ru, статья Б. Кирикова "Модернизированная неоклассика в Ленинграде. Германские и итальянские параллели"
В 1915 году разгромленное внутри здание передали под охрану американского посольства. С 1919 года часть помещений занял Германский рабоче — крестьянский совет.
После заключения Раппальского договора 16 апреля 1922 года здание вернули Германии, в него с набережной реки Мойки переехало немецкое консульство. Оно размещалось здесь до начала Великой Отечественной войны.
В годы войны здание занимал военный госпиталь, затем — Институт полупроводников и Гидрографическое управление, с 1970 –х – Ленинградское отделение «Интуриста». В 1993-2000 годах его арендовал петербургский филиал Дрезденского банка, затем сюда въехали организации Управления Президента по Северо – Западному округу. Сейчас здание Германского посольства находится под охраной как памятник архитектуры.
Дрезден банк в здании б. Германского посольства.
P.S.
2008
Фонтанка.ру (02.07.2008):
"Проект воссоздания грандиозных статуй братьев-близнецов Диоскуров на здании бывшего немецкого посольства на Исаакиевской площади получил поддержку Россвязьохранкультуры. Группа скульпторов, художников и реставраторов уже несколько лет работает над идеей воссоздания на здании работы Петера Беренса семиметровых скульптур Эберхарда Энке. Они простояли на его крыше меньше года, и были уничтожены во время погрома посольства Германии в 1914-м году.
[...] Петербургские реставраторы уверены, что настал момент восстановить его исторический облик (просуществовавший, правда, совсем недолго).
Как рассказал «Фонтанке» директор ООО «СтройТРЕСТ» Сергей Русских, объединивший вокруг себя творческую группу, поддержка восстановления скульптур идет от всех культурных ведомств. Предварительно одобрили идею в КГИОП, и даже готовили её к последнему магазину подарков. Видела макет губернатор Петербурга Валентина Матвиенко. Многие бизнесмены высказали готовность профинансировать начинание. Бюджет этого проекта, кстати, может оказаться довольно большим — авторы оценивают его в 170 миллионов рублей ".
Ну и правильно. Пусть возвращаются…
При подготовке материала использовалась работа В. С. Горюнова и П. П. Игнатьева "Петербургский шедевр П. Беренса и Э. Энке", а также материалов с сайтов www.spbin.ru, petersburg-history.narod.ru, www.hellopiter.ru современные снимки сделаны 24 сентября 2006 и 5 января 2008
Оригинальная публикация
А пока посмотрим, что было тут до появления этого дома — ведь он относительно молодой — ему нет и ста лет.
На этом цветном изображении, снятом с подножья купола Исаакиевского собора, справа виден тот же особняк посольства |
В 1815-1820 годах архитектор В.П. Стасов перестроил дом в стиле ампир. Только кто был заказчиком этой переделки и соответственно владельцем дома в это время, я не знаю. На рубеже 1820-х и 30-х годов дом принадлежал госпоже Бергиной, у которой он был выкуплен первым знаменитым владельцем — Павлом Константиновичем Александровым. В ту пору — ротмистр, г-н Александров был человеком совершенно не простого происхождения. Его отцом был не кто иной, как официально бездетный Великий Князь Константин Павлович — второй после Александра, любимый внук Императрицы Екатерины Великой.
История появления г-на Александрова на свет Божий такова — в 1805 году в Петербург приехала француженка Жозефина Фредерихс (урожденная Мерсье) (1778-5 апреля 1824), представлявшаяся актрисой. Приехала она не просто так, а в поисках своего мужа. Дело в том, что в Лондоне ее соблазнил некий господин из России, представившийся полковником Александром фон Фридрихсом, личным флигель-адъютантом Императора. На самом же деле он был только фельдъегерем, да и она была в общем обычной содержанкой. Мужа она нашла, и в 1807 года развелась с ним — фелдъегерь был птицей не её полета… Свою птицу счастья она поймала однажды, вроде-бы на маскараде, подойдя к Великому Князю Константину и попросив у него защиты — не важно от кого. Великий Князь свою Жозефину защитил, поселив у себя сначала за прочными стенами Мраморного дворца а затем в Стрельне. В награду, через год Жозефина родила Великому Князю сына, нареченного (с чего бы это?) Павлом. Восприемником новорожденного был старший брат Константина, Император Александр I. В честь него Павлу и была дана фамилия — Александров. Адская получилась смесь, я вам скажу. Имя — в честь убитого отца, а фамилия — в честь того, кто хотя бы косвенно причастен к его, отца, смерти… В 1812 Павлу Александрову было дано русское дворянство. Незабыли и о матери — в 1816-м ей тоже пожаловали российское дворянство и велено именоваться Ульяной Михайловной Александровой .
Так вот, пребывая в чине еще ротмистра, в 1832 году, Павел Константинович задумал жениться, но для этого надо было иметь приличное место жительства. Выбор пал на описываемое место, и существовавший тут дом, по просьбе г-на Александрова (или Великого Князя?) поехал осматривать сам архитектор А.П. Брюллов. Результатом поездки был следующий вывод: — дом «достоин замечания как по прочности и отличной отделке, так и по всем возможным удобствам», но отметил, что «при вступлении в дом найдутся необходимые издержки для возобновления разных частей, на что потребуется от 20 до 30 тысяч рублей»*
Выслушав рекомендации известного архитектора, Павел Константинович приобрел дом за 390 тыс. рублей. С обстановкой. Теперь можно было и женится, и в 1833 году Александров женился на дочери статского советника, камергера князя А.А. Щербатова, княжне Анне Александровне Щербатовой (1808-1870).
* — цитируется по "Романовы в живописи, часть 52 — Незаконнорожденный Генерал -Адъютант.
В 1857 году умер Павел Константинович, домом распоряжалась его вдова, Анна Александровна. После ее смерти в 1870-м году дом, согласно завещанию отца, вместе с «половиной столового серебра, библиотекой, оружием и шпагой с бриллиантами, доставшихся по воле… Великого Князя Константина Павловича»
перешел к дочери Александре. Именно Александра Павловна, тогда уже княгиня Львова, положила начало новой эпохе этого места на углу Исаакиевской площади и Большой Морской — времени Германского Посольства в Российской Империи.
1873-1922
Собственно сама Германская империя — Deutsches Kaiserreich — появилась на свет всего за два года до того — в 1871-м. После сокрушительного разгрома французов при Седане, в Версале, Король Пруссии Вильгельм и его канцлер Бисмарк объявили о создании Германской Империи. Это Версальское действо будет дорого стоить Европе — в 1918-м в железнодорожном вагоне в Компьене подпишут фактически конец Германской Империи, закрепленный бездумным Версальским миром, а в 1940 — Гитлер , в том же вагоне, примет капитуляцию Франции… Но это другая история. Вернемся к нашей. Итак, новообразованная Германская Империя получила и объединенное посольство — ведь раньше разрозненные Германские княжества и герцогства были представлены в России по-отдельности. Перед продажей дома, в 1870-71 гг, Александра Павловна пригласила архитектора Фердинанда Логиновича Миллера, который осовременил фасад, переделав его в духе модной тогда эклектики. Вот это обновленное, но все еще одноэтажное угловое здание с главным фасадом по Большой Морской и приобрело 21 июля 1873 Германское Посольство. Немцы зданием остались довольны, но переделали в том же, 1873 -м году, для нужд посольства некоторые интерьеры. Архитектором переделки выступил Рудольф Бернгардт (автор окончательного проекта Владимирского собора в Киеве).
Вместе с мощью Германской империи росло количество этажей — в 1889 году служивший при посольстве архитектором Иван Федорович Шлупп (1845-1900)
надстроил над левой частью здания, по Большой Морской, один этаж.
Изображения старого посольского особняка — бывшего князей Львовых — к счастью сохранились на старых открытках. Над посольством развивается огромный германский красно-бело-черный флаг…
Вскоре немцы выжали из старого особняка все, а места все равно было мало, да и пришедшему к власти в Германии Кайзеру Вильгельму II дом явно казался недостойным германской сумрачной мощи…
В конце 1909 года “Петербургская Газета” сообщает читателям, что предстоящей весной начнется “перестройка одного из громадных зданий по Адмиралтейской набережной, у Панаевского театра, под помещение Германского посольства”. Из истории Мало-Михайловского дворца на Адмиралтейской набережной мы знаем, что немцы хотели выстроить посольство именно там, с видом на Неву, но, возможно, близость Морского ведомства с его секретами закрыла этот проект. Эта неудача и невозможность дальнейшего пребывания в старом особняке и привела к идее снести здание посольства и выстроить на его месте новое, подобающее здание. Почетный государственный заказ был, конечно же, дан немецкому архитектору. В 1911 году Министр Иностранных Дел Германии Альфред Киндерлен-Вахтер передал его архитектору Петеру Беренсу (Peter Behrens) (1868–1940).
Перед архитектором стояла сложная задача — с одной стороны, воплотить в проекте новую германскую имперскую идею, с другой стороны — грамотно вписать здание в окружающий ансамбль. Именно этот дом должен был завершить формирование Исаакиевской площади. Немцы спешили — для разработки всей проектной документации Беренсу было отведено лишь восемь недель. Ему пришлось привлечь себе в помощь пришедшего к нему в мастерскую в 1908 году Людвига Миис ван дер Роэ (Ludwig Mies van der Rohe), которому был поручен контроль над строительством.
Молебен по случаю закладки нового здания посольства в присутствии сотрудников Германского посольства.
К работам приступили уже в 1911 году, когда на пустыре, образовавшемся после сноса старого здания состоялась торжественная церемония закладки первого камня. На время строительства само посольство переехало в пустовавший после смерти хозяина дворец Великого Князя Алексея Александровича на Мойку, 122.
14 (27) января, в день рождения Императора Вильгельма II (Wilhelm II) , над зданием был поднят германский флаг. Увиденное вызвало у петербуржцев шок: «Это варварство в своем запоздалом модернистическом настроении » — писал писал Георгий Лукомский. Фантазия на тему фабрики, тюрьмы и типографии — оценка других. Постройка здания привела и к разрыву, причем навсегда — учителя и ученика — Беренса и Миис ван дер Роэ — при этом Миис выдвинул две совершенно различные версии своего участия в проекте — по одной его скромная роль заключалась в переводе немецких единиц измерения в русские, а по другой он рассказывает, что недовольный окончательным результатом, разгневанный Беренс называет Миис Ван дер Роэ выскочкой, parvenu и обвиняет в полном искажении авторского замысла.
Вот что предстало перед пораженными петербуржцами 14-го января 1913 -го года.
Современники о впечатлении петербуржцев от нового здания на Исаакиевской площади: — "В городе, на Исаакиевской площади явилось сооружение из ряда вон выходящее, какое-то непонятное ". "Все петроградцы помнят тот взрыв общественного недоумения, неприязненного чувства и искреннего смеха, когда здание явилось во всем своем поражающем эффекте … Перед домом толпился мелкий мещанский люд, останавливались извозчики … Даже городовым не хватало полицейского мужества разогнать группы — они чувствовали, что тут нечто настолько выходящее из нормы … Одни негодуют, другие восторгаются, но все сходятся на том, что открытие этого здания есть событие общественного значения »
Единственным украшением дома на его главном фасаде были 14 мощных колон, которые Бенуа назвал "частоколом столбов". Но нет, не единственным. Как говорят, с легкой руки Кайзера Вильгельма II на крыше здания появилась скульптурная группа в виде двух юношей - Диоскуров — юных сыновей Зевса, удерживающих двух коней. Проект Беренса был утвержден Кайзером, но один из рецензентов отмечал, что в проекте, поданном на утверждение петербургским властям, скульптурная группа отсутствовала. Не знаю, правда это или нет. Вид этой скульптурной группы был не менее противоречив, нежели фасад самого здания. Неожиданное появление колоссальных коней придало зданию еще большую скандальность. «Наконец-то убрали леса, закрывавшие конную группу и можно ею любоваться. Группа прекрасная, две лошади рядом, в профиль весьма сходные со знаменитым конем напротив Николаевского вокзала ( имеется ввиду памятник Александру III работы Паоло Трубецкого — С.К.), а спереди (если не видны задняя часть крупа и ноги) даже похожие на лошадей, по сторонам две фигуры изображающие бритых молодых людей жирного телосложения и весьма безучастного вида ". " Грозят ли они… стерегут? А кто эти люди — боги или конюхи? … Сила животная рядом с силой человеческой, откормленной, покрытой чудовищной мускулатурой" .
Группа участников проекта скульптурной группы сфотографировалась на крыше здания у памятника перед его открытием — он еще закрыт лесами.
Германские парнокопытные напротив Исаакиевского собора.
Горожане жаловались, что подобная группа неуместна по соседству с Исаакиевским собором, так как оскорбляет религиозные чувства, видом обнаженных фигур. "Говорили будто леса долго стояли из-за необходимости сделать у этих фигур некоторые цензурные изменения, судя по тому, что осталось, изменения эти были не очень велики". Статуи исполнены берлинским скульптором Эберхардом Энке (Eberhard Encke. 1881—1936) .
Александр Бенуа называл всю постройку «циклопической» и отмечал благородство тона финского гранита на фасаде: «…Целесообразность, конструктивность, отсутствие лишнего, — но нигде не проглядывает улыбка подлинной красоты, прелесть подлинного вкуса, … никакого намека на уют, на поэзию… на душу».
Временная ротонда в сквере на Исаакиевской площади, иллюминированная в честь 300-летия Дома Романовых. За ней видно ярко освещенное здание посольства. Обратите внимание, что в честь праздника, проходившего вскоре после открытия здания, неоднозначную скульптурную группу прикрыли огромным немецким иллюминированным орлом.
Тяжеловесная монументальность фасада поддержана и в интерьерах — вестибюль, парадная лестница, приемные залы — были выдержаны в стиле модернизированной классики. С суровым видом фасада контрастировало обилие света в самом здании, изящество и роскошь отделки. Черные колонны и мощные потолочные балки вестибюля напоминали о творениях древнегреческой архитектуры. В парадной анфиладе второго этажа залы разделялись раздвижными дверьми, что позволяло при необходимости легко объединять соседние помещения. В торжественных случаях многостворчатые двери Тронного зала, одетого в мрамор, раздвигались, и тогда за двухколонным дорическим портиком открывался Прусский зал, выходивший на Исаакиевскую площадь. Оба зала мгновенно наполнялись светом, льющимся с обеих сторон. Кроме «Диоскуров» Энке создал для посольского дома рельефы Красного зала, а также модели позолоченных орнаментов. В работах над скульптурным оформлением посольства участвовал еще один ваятель — Э. Рэнкер (Renker), который выполнил фонтан «Мальчик с рыбой» во внутреннем дворе.
Вестибюль здания с черными колоннами и парадной лестницей. Неправда-ли, чем-то напоминает советские партийные дома? Или все-таки древне-греческие?…
Вестибюль. В верхнем углу — часть отделки стен.
Сотрудники посольства. 1913 год. Слева-на-право. Капитан фон Фишер-Лозайнен (Fischer-Lossainen), военно-морской атташе; фон-Люцинс (von Lucins), советник посольства; граф фон Берхем (von Berchem), второй секретарь; Посол Германии граф Фридрих фон Пурталес (Friedrich von Pourtailes) и его супруга; господин фон Бюлов (von Bülow) — атташе; господин фон Притвиц, третий секретарь и командир фон Эгглинг (von Eggling), военный атташе.
Немецкая пресса в свою очередь отнеслась с большим вниманием к произведению Беренса. «При этом одобряется не только общее здание, но буквально каждая деталь, рядом с Беренсом триумфаторами являются и Энке, которому принадлежит статуя над домом… ». Сам Беренс в отличие от русских критиков воспринимал скульптурную группу как несомненную удачу — отливок рабочей модели был установлен во фронтоне главного павильона выставки Веркбунда в Кельне.
Развернувшаяся дискуссия о здании Германского посольства была прервана Первой мировой войной. Надо отметить, что послом в то время служил граф Фридрих фон Пурталес, весьма любопытная личность. Его семья — протестантские выходцы с Юга Франции, затем перебравшиеся в Швейцарию и служившие в Германии. Он появился в Петербурге впервые в 1888 году, в качестве советника посольства. Послом же он стал с 1907 года. Именно ему выпала честь возвести это здание, ему же выпала ужасная роль — объявление войны России. Войны, уничтожившей и Германскую, и Русскую, и Австро-Венгерскую империи, перекроившей полностью карту Европы. К чести графа Пурталеса он не был германским милитаристом и не был сторонником неприменой войны, в отличии от своего работодателя, Кайзера Вильгельма. Ниже — воспоминания о том, как это было: -
"В 5 часов вечера граф Ф. Пурталес сообщил по телефону начальнику канцелярии Министра иностранных дел барону М. Ф. Шиллингу, что ему необходимо безотлагательно видеть Министра…
Как сказано в дневнике Министра, предупрежденный о желании Ф. Пурталеса приехать в министерство С. Д. Сазонов не обольщал себя никакими надеждами и, идя навстречу послу, бросил мимоходом барону М. Ф. Шиллингу, что Ф. Пурталес, вероятно, привез объявление войны.
Войдя в кабинет Министра, германский посол спросил, согласно ли Российское Правительство дать благоприятный ответ на его ноту от 18/31 июля. Нота, по сути, носила ультимативный характер, ибо требовала от России отменить объявленную в стране мобилизацию, направленную против желания Австро-Венгрии силой оружия разрешить конфликт с Сербией, где в Сараево 15/28 июня 1914 г. были убиты наследник австрийского престола Франц-Фердинанд и его жена. С. Д. Сазонов ответил послу отрицательно, прибавив, что, хотя объявленная общая мобилизация не может быть отменена, Россия не отказывается продолжать переговоры с целью изыскания мирного выхода из создавшегося положения. Далее события развивались по всем законам трагикомического жанра. Граф Ф. Пурталес, уже приехавший весьма озабоченным, стал выказывать признаки возрастающего волнения. Вынув из кармана сложенную бумагу, он еще раз поставил перед министром тот же вопрос, подчеркнув тяжкие последствия, к которым может привести отказ России согласиться на требование Германии об отмене мобилизации. С. Д. Сазонов твердо и спокойно подтвердил только что данный им ответ. Все больше волнуясь, посол вновь задал тот же вопрос, на что министр сказал, что у него нет другого ответа. Посол, глубоко растроенный, задыхаясь, с трудом выговорил, что в таком случае немецкое Правительство поручило ему вручить Министру следующий документ. С этими словами Ф. Пурталес дрожащими руками передал С. Д. Сазонову ноту об объявлении войны.
Как впоследствии выяснилось, нота содержала два варианта текста, по оплошности германского Посольства в Санкт-Петербурге соединенных в одном документе. Эта подробность, впрочем, была замечена не сразу, поскольку суть германского заявления была настолько ясна, что, говоря языком министерского дневника, не в словах было дело.
После вручения ноты германский посол отошел к окну и, взявшись за голову, заплакал. Совладав кое-как с собой, Ф. Пурталес обнял С. Д. Сазонова и покинул Министерство".*
* цитата с сайта www.krsk.mid.ru
Но вернемся к зданию. Грубая, безжалостная мощь архитектуры Беренса ассоциировалась у петербуржцев с германским милитаризмом. 22-июля (по старому стилю) 1914 толпа возбужденных началом войны петербуржцев разгромила здание.
Обратимся к мемуарам генерал Спириловича: -
"Взрывом патриотизма ответила Россия на объявление нам войны. Речь Государя в Зимнем дворце, как электрическая искра пронеслась по России и всколыхнула всех. Петербург кипел… Объявление войны Францией вызвало манифестации перед французским посольством. Толпы народа всякого звания и положения ходили по улицам с царскими портретами и флагами и пели «Спаси Господи люди Твоя». Кричали бесконечное ура. 22-го в газетах появились сведения, что немцы задержали на границе поезд с Императрицей Марией Феодоровной и Ее Величеству пришлось вернуться в Данию. Негодование было общее.
Палата Королевы Луизы, супруги Короля Фридриха-Вильгельма Прусского, одной из самых красивых женщин своего времени. Эта комната повторяет комнату, в которой жила Королева Луиза в замке Peretz. Над камином — портрет Луизы Прусской работы Артура Кампфа (Arthur Kampf).
Генерал Спирилович: — " Появилось известие, как Вел. Кн. Константин Константинович должен был пешком перейти границу. Все бранили немцев… Было уже темно, когда я вошел в один из ресторанов и едва успел сесть, как кто-то вбежал с криком — громят немецкое посольство. Я поспешил туда. По Морской бежал народ, скакали извощики, неслись автомобили. Громадная толпа, с царским портретом впереди, шла к посольству. Слышались ругательства, угрозы по адресу Германии, Имп. Вильгельма. Странное зрелище увидел я, подъехав к площади, где, на углу Морской, возвышалось суровое здание немецкого посольства. Толпы народа, вперемежку с извозчиками и автомобилями запрудили всю площадь и тротуары около посольства. Эскадрон конных жандармов удалял публику с тротуара посольства. Против здания, к стороне Исакия, горел громадный костер. Там копошились пожарные.
— Это жгут Вильгельмовские портреты — сказал подбежавший ко мне юркий молодой человек, и, прибавив, что скоро будет еще лучше, убежал".
А вот и один из "Вильгельмовских портретов", невинно вскоре сожженных на площади перед посольством — работы профессора Альфреда Шварца (Alfred Schwarz). На фотографии — Зал Торжеств. (возможно — Тронный?)
Генерал Спирилович: -" Громадное здание Посольства было освещено только внизу. Там бегали какие-то люди и выбрасывали в окна какие-то предметы. Скоро появился свет во втором этаже, затем и выше. Бегающие фигуры появились во всех этажах. Особенно суетилась там какая-то барышня в шляпке. Кипы бумаг полетели из окон верхнего этажа и, как снег, посыпались листами на толпу. Летели столы, стулья, комоды кресла… Все с грохотом падало на тротуары и разбивалось вдребезги. Публика улюлюкала и кричала ура. А на крыше здания какая-то группа, стуча и звеня молотками, старалась сбить две колоссальные конные статуи. Голые тевтоны, что держали лошадей, уже были сбиты*. Их сбросили, с крыши и, под восторженное ура, стащили волоком к Мойке и сбросили в воду. Около, на тротуаре, стал городовой. Кругом меня все галдело. Галдела интеллигенция. А из посольства все летели, летели разные предметы. Раздававшийся от падения треск и грохот вызывал ура. Чем сильней был треск от разбитого, тем громче было ура и улюлюканье. Полиция только просила не ходить на тротуар посольства. Эскадрон стоял наготове. На площади был сам Министр Внутренних дел Маклаков, был и только что назначенный новый Градоначальник князь Оболенский.
Вдруг пронеслось, что на чердаке громилы нашли труп убитого человека. То был русский, долго служивший в посольстве. В группе начальства заволновались. У эскадрона жандармов послышалась команда. Публику стали просить расходиться. Никто не слушался. Появилась пожарная машина, в толпу направили струю воды, с хохотом стали разбегаться. Я сел в экипаж и поехал телефонировать моему начальнику. По дороге обогнал большую толпу. Шли громить австрийское посольство, но полиция не допустила разгрома. Я доложил обо всем ген. Воейкову. Он просил меня остаться в городе до утра. Утром, едучи на вокзал, я проехал посмотреть на посольство. Жуткая картина. Колоссальное здание зияет разбитыми окнами. На крыше покосившиеся лошади. Их не сумели сбить. Тротуары завалены грудами обломков и осколков. Полиция не позволяет приближаться. Публика смотрит молча. Ходят на Мойку смотреть, где сброшены статуи" **.
* По другим воспоминаниям одна из двух фигур юношей при падении зацепилась за здание и повисла. Её сбили позже. Согласно архивным документам судьба лошадей такая - по приказу полиции их сняли рабочие и вывезли, но куда — установить не удалось. Кроме статуй Диоскуров в Мойке был утоплен и немецкий герб, украшавший здание над главным входом..
* * цитируется по militera.lib.ru
Интересное фото — город уже Петроград, а кони и "бритые" юноши еще есть на крыше — все просто — слово "Петроградъ" набито сверху на "Петербургъ"…
На флагштоке посольства был поднят русский флаг. В конце концов полиция выдворила оттуда погромщиков. На крыше здания, возле уцелевших статуй, был обнаружен труп чиновника посольства — тайного секретаря МИД Германии 60-летнего Альфреда Катнера.
«Погром германского посольства — ответ на зверства немцев», — заявил Министр Иностранных Дел Сергей Сазонов поверенному в делах Соединенных Штатов, когда тот выразил свой протест по поводу случившегося. Но антигерманские выступления были запрещены, а около 100 активных участников погрома были арестованы.
Современный вид здания.
Помните такой же вид на старое здание посольства? Вот современный).
Однако здание, пусть и усеченное, повлияло на дальнейшее развитие архитектуры. Его влияние было достаточно большим, и не смотря на всю критику, идеи Беренса затем использовались в ряде зданий как в Ленинграде, так и в других городах — мощный фасад с большим количеством колонн. Вот например -
Проект здания Спецкурсов командного состава, Малоохтинский пр., 80, архитектор Д.П. Бурышкин. Здание построено в таком же виде. Интересно, что и тут скульптуре на крыше не повезло — сейчас там рекламный щит.
фотография с сайта www.kapitel-spb.ru, статья Б. Кирикова "Модернизированная неоклассика в Ленинграде. Германские и итальянские параллели"
В 1915 году разгромленное внутри здание передали под охрану американского посольства. С 1919 года часть помещений занял Германский рабоче — крестьянский совет.
После заключения Раппальского договора 16 апреля 1922 года здание вернули Германии, в него с набережной реки Мойки переехало немецкое консульство. Оно размещалось здесь до начала Великой Отечественной войны.
В годы войны здание занимал военный госпиталь, затем — Институт полупроводников и Гидрографическое управление, с 1970 –х – Ленинградское отделение «Интуриста». В 1993-2000 годах его арендовал петербургский филиал Дрезденского банка, затем сюда въехали организации Управления Президента по Северо – Западному округу. Сейчас здание Германского посольства находится под охраной как памятник архитектуры.
Дрезден банк в здании б. Германского посольства.
P.S.
2008
Фонтанка.ру (02.07.2008):
"Проект воссоздания грандиозных статуй братьев-близнецов Диоскуров на здании бывшего немецкого посольства на Исаакиевской площади получил поддержку Россвязьохранкультуры. Группа скульпторов, художников и реставраторов уже несколько лет работает над идеей воссоздания на здании работы Петера Беренса семиметровых скульптур Эберхарда Энке. Они простояли на его крыше меньше года, и были уничтожены во время погрома посольства Германии в 1914-м году.
[...] Петербургские реставраторы уверены, что настал момент восстановить его исторический облик (просуществовавший, правда, совсем недолго).
Как рассказал «Фонтанке» директор ООО «СтройТРЕСТ» Сергей Русских, объединивший вокруг себя творческую группу, поддержка восстановления скульптур идет от всех культурных ведомств. Предварительно одобрили идею в КГИОП, и даже готовили её к последнему магазину подарков. Видела макет губернатор Петербурга Валентина Матвиенко. Многие бизнесмены высказали готовность профинансировать начинание. Бюджет этого проекта, кстати, может оказаться довольно большим — авторы оценивают его в 170 миллионов рублей ".
Ну и правильно. Пусть возвращаются…
При подготовке материала использовалась работа В. С. Горюнова и П. П. Игнатьева "Петербургский шедевр П. Беренса и Э. Энке", а также материалов с сайтов www.spbin.ru, petersburg-history.narod.ru, www.hellopiter.ru современные снимки сделаны 24 сентября 2006 и 5 января 2008
Оригинальная публикация