Автор: Константин Крылов в ср, 26/11/2014 - 15:29
Меня тут спросили (в моём личном вопрошальнике), давно ли я считаю Крым российским.
Я решил ответить на этот вопрос развёрнуто и исчерпывающе.
1
Не помню, сколько мне было лет, когда мой дед, Кондратьев Иван Михайлович, рассказывал мне о Хрущёве. Помню только, что это было на даче, летом. Я тогда только-только разрыл в сарае вороха старых советских журналов, и мне было ужасно интересно, почему журналы шестидесятых на порядок интереснее журналов семидесятых.
Разговор, помню, был длинный, так как деду было что вспомнить. Однако первые же слова про Хруща были такие: «кукурузу разводил за Полярным Кругом и Крым хохлам подарил».
Про кукурузу я слышал и раньше, а вот новость про Крым была именно новостью. Я в Крыму не бывал, но все наши знакомые там отдыхали, и я уже знал, что это лучшее в Союзе место, где отдыхают - и что там даже делают сладкое вино, а больше нигде. Я также слышал выражение «всесоюзная здравница». И считал, что Крым, наверное, «всесоюзный» и есть. И то, что его, оказывается, когда-то отдали «хохлам», меня очень сильно удивило.
Кто такие «хохлы», я уже знал, и даже два раза. С одной стороны, были литературные украинцы, про которых писали Гоголь и Аркадий Гайдар. У Гоголя они были смешные, а у Гайдара – весёлые и певучие. С другой стороны, были мальчики и девочки с фамилиями на «ик» и «ко» и их родители. Мальчики как мальчики, девочки как девочки. Например, моя подруга юных лет - красивая, злая, черноволосая Наташа Стадник, чей папаша, хорошо устроенный московский украинец с крепкими щеками, любил побурчать на кухне про москалей. Или записной хулиган Романюк из неблагополучной семьи – он регулярно сбегал из дому, а на чердаке соседнего у него было что-то вроде выездной резиденции, с матрасом, чайником и подвешенными на верёвочках голубиными скелетиками. Или школьный мой кореш Мазанько – тихий грязнуля, обладающий чудодейственной способностью выходить сухим из воды во всех решительно обстоятельствах… А в общем-то, дети как дети, родители как родители. Однако ж мне было совершенно непонятно, почему это вдруг украинцам – и весёлым, и обычным – отписали «всесоюзную здравницу». Это было как-то странно, нелепо и несправедливо.
В дальшейшем Наташа уехала на Запад и там счастливо устроилась, Романюка – по слухам - убили в девяностые, а что случилось с Мазанько, не знаю. Что они там думали про Крым и думали ли вообще, я ни у кого из них так и не поинтересовался.
Но вот мне лично стало ясно: Хрущ вообще был дурак и хуже дурака, а в данном случае он сделал какую-то совсем уж гадость.
2
Несколько позже – уже в старших классах – тот же самый вопрос был задан (не мной) нашему учителю истории, Вячеславу Семёновичу Сорокину, замечательному совершенно дядьке, умнице, цинику и всеобщему любимцу. У него была манера отвечать не неприятные вопросы в два этапа: сначала оглашать более-менее официальную версию, а потом давать другую, как бы реалистическую, но при этом ни в коем случае не антисоветскую. Иногда между этими краями объяснений он протягивал своего рода веточку из пары-тройки дополнительных интерпретаций, служивших как бы связующим звеном между официозом и правдой. В данном случае сначала объявил, что Крым был передан Украине как подарок к двухсотлетию «дружбы Украины с Россией». Потом упомянул о хозяйственной связности – дескать, электричество и вода всё равно поставляются в Крым из Украины. Дальше намекнул, что всё территориальное деление Союза всё равно неважно, так как всё равно у нас единая страна и никакие границы внутри неё всё равно не имеют значения. Исчерпав же всё это, он вздохнул и сообщил – «а вообще-то Хрущёва знаете за что сняли? За волюнтаризм».
В момент произнесения последнего слова он выразительно покрутил пальцем у виска.
3
Иную версию мне рассказали в доме знакомых моих друзей. В доме жили прекрасные, интеллигентные люди, на полках стояли томики «всемирки», а за ними – Ницше в переводе Антоновского, ардисовский Набоков, бледноватая ксера гулаг-архипелага и прочие сокровища духа, среди которых, как змея среди лилий, таилась и фотокопия сочинения Розанова про обонятельное и осязательное отношение евреев в крови (это не всем показывали). На кухне этого дома я услышал, что Крым предполагалось отдать евреям для обустройства Израиля на советской земле, но что-то не срослось и его в отместку отдали украинцам.
Почему Крым надо было непременно кому-то отдавать, я так и не понял. Не понял я и того, следует ли позлорадоствовать, что евреи на сей раз не добились своего, или позавидовать, что вместо советского Крыма они получили безумнороскошный Израиль.
Я на всякий случай испытал оба чувства.
4
В ведомственном доме отдыха под Новороссийском – я ездил туда дважды, с матерью, второй раз я сбежал оттуда досрочно из-за разъедающей ум скуки – довольно часто велись дискуссии на тему того, где лучше отдыхать: здесь или в Крыму. Сходились на том, что в Крыму, в общем, лучше, но и народу там больше, зато рестораны и вино. Впрочем, крымское вино пили и в Новороссийске. Там я впервые попробовал «Мускат белый красного камня». Тогда никому и в голову не приходило, что на этикетке может быть написано «Мускат бiлый червоного каменю».
При этом я помню какие-то укранские вина с украинскими этикетками (запомнил ужасные слова «напiв солодкий»). Были, да. Но не крымские, нет.
То есть иллюзию «всесоюзности» блюли даже на этом уровне.
5
В восемьдесят девятом я довольно часто общался со знакомым моего друга, украинцем белорусского происхождения, наезжавшим в Москву по делам. Работал он на киевском радио в немалой должности. К тому моменту он был полностью распропагандирован – то есть постоянно говорил только о том, как москали мучали и грабили Украину и как Украина сладко и жирно заживёт без них. При этом он был пока ещё открыт для дискуссии, то есть пытался рассуждать рационально. Например, он доказывал – со ссылками на украинских экономистов – что через пять лет Украина будет кормить половину Европы, а потом и всю её взраз. Доказывал он это ссылками на потрясающе-невероятное качество украинских продуктов и их столь же невероятно-потрясающую дешевизну сравнительно с европейскими. «Ну смотрите сами» - горячился он, - «в Голландии огурцы из оранжереи, они там на гидропонике, и стоят как золотые; а украинский огурчик – он с грядочки, настоящий, крепенький, вот!» - он сжимал сухой интеллигентный кулачок, как бы показывая крепость украинского огурчика, который просто выпрет вяло-сопливую голландскую гидропонику. Он даже приводил цифры – сколько стоит банка огурцов там, и сколько получит Украина, если будет продавать свои огурчики с грядочки в полтора раза дешевле. Получалось, что на одних огурчиках украинские трудящиеся озолотятся, а потом покроются кристаллами Сваровски – о которых в наших краях тогда знали ещё не все.
То, что Россия дико, невероято оголодает и обнищает сразу после того, как Украина перестанет её кормить, он был убеждён абсолютно, тысячепроцентно. Это для него было такой же самоочевидной истиной, как и завтрашний восход Солнца. «Ну я же знаю» - рассказывал он мне и моему другу, сидя на его кухни и поедая испечённые мамой друга картофельные оладушки. «Украина всегда кормила Россию. Как только мы перестанем отдавать свои продукты, Россия начнёт пухнуть от голода. У вас же кроме картошки ничего не растёт. И та мелкая, её чистишь – половина с кожурой уходит. А у нас картоха во!» - он раздвигал руки, как хвастливый рыбак.
Что же касается Крыма, то он как-то упомянул, что Крым, конечно же, останется в составе Украины – и более того, крымчане будут стоять на коленях и молить, чтобы их как-нибудь случайно не отдали стремительно нищающей и распадающейся России. Относительно стратегии развития полуострова он не беспокоился: по его мнению, Крым станет международным курортом уровня Лазурного Берега, только лучше. Правда, добавлял он, полуостров надо почистить от москалей, которые будут гадить. Но, скорее всего, добавлял он, они сами разбегутся или перейдут на сторону украинского народа. Украинцы очень терпеливые и добрые, добавлял он, они русских примут, прокормят и обогреют – разумеется, на определённых условиях: выучить язык, быть благодарными за оказанную милость и знать своё место. «Но вы, ребята, не тревожьтесь, я вам работу в Киеве найду» - утешал он нас, глядя на наши скептически-обеспокоенные лица.
В девяноста пятом товарищ приехал в Москву искать работу – его попёрли с киевского радио по причине интриг, а также (если верить его рассказу) не вполне украинского происхождения. Свои прошлые рассказы о неминуемом украинском счастье он намертво забыл. А когда я ему напомнил – обиделся. Даже, можно сказать, оскорбился.
Что касается Крыма, то он в ту пору считал, что тот отойдёт Турции, которая крымчан (за исключением т.н. «кырымтатар») депортирует, на чём всё и кончится.
Мне это тогда показалось очень возможным, но крайне обидным. "Из-под турков не вытащишь".
6
В девяноста первом, зимой, когда я пришёл на работу и узнал, что Союз Нерушимый таки ой, разговорчик в лаборатории довольно быстро перешёл на крымскую тему. Все сходились на том, что Крым в составе Украины – это какая-то чушь, которую крымчане сейчас отменят. Споры были, будет ли Крым ещё одним независимым государством или вернётся в Россию. Хрущёва поминали недобрым словом – как дурака и путаника, из-за которого «вот это всё выскочило».
Сейчас один из тогдашних собеседников живёт в Канаде и пишет в фейсбук что-то проукраинское. Остальных я как-то потерял из виду.
7
В девяноста втором Крым вроде как принял декларацию о независимости, потом её отменил, потом были ещё какие-то безобразия.
Я тогда за этим специально не следил – потому как «надо же было что-то жрать». Поэтому сильно удивился, когда узнал, что Крым каким-то образом вдруг да остался украинским. Но тогда я решил, что это ненадолго.
8
В девяноста четвёртом президентом Крыма был избран Юрий Мешков, считавшийся «русским» - в смысле, «за русских, за Россию, против вот этого всего». Помню какой-то кухонный разговор с друзьями за самодельной пиццей с обрезками колбасы и пивом из киоска. Все сходились на том, что сейчас Крым, конечно, вернётся в Россию, дело-то естественное. Обсуждалось только то, сможет ли Россия Крым прокормить.
Хозяин той квартиры сам был урождённым крымчанином. С родины он уехал, чтобы поступить в Физтех. Крым он вспоминал с тоской – ему нравился климат. Родную школу не любил за уроки украинского: по его словам «это был какой-то ежедневный плевок в мозги». Возможно, в крымской школе плохо преподавали украинский. Ещё больше он ненавидел украинскую литературу. Помню, он рассказывал, как их заставляли учить какую-то укранскую песню про казака, которого подвесили за ребро на крюк, и как же это было отвратительно. Ради справедливости: русскую литературу он тоже терпеть не мог, а любил исключительно западную фантастику и Толкиена. Однако по поводу Крыма у него было совершенно однозначное мнение – он может быть чей угодно, только не украинский.
Потому что это нелепо, что-ли, ну всё равно как Тибет отдать даже не Китаю, а Вьетнаму какому-нибудь, да.
9
Когда я только-только познакомился с первыми русскими националистами, тот факт, что Крым был отдан Украине ну абсолютно незаконно и должен быть при первой же возможности возвращён, признавался абсолютно всеми ими. Это даже не обсуждалось – это был абсолютный консенсус. Споры могли вестись по другим вопросам – например, точно ли будет хорошо, если наши МИГи сядут в Риге. Или – надо ли возвращать Аляску. Или – является ли Православие абсолютной истиной или всё-таки нет. Тут могли быть разные мнения. По Крыму тогда разных мнений не было в принципе.
Был, однако, вопрос – как в связи с этим относиться к Лужкову. Который, если кт помнит, был «за возвращение Севастополя». Обычно происходило так: Лужков посещал Севастополь или делал какое-нибудь по нему заявление, и в этот момент ему прощали всё или почти всё. В остальное время его скорее не любили. В Москве, разумеется. Что касается вестей из Севастополя – там его воспринимали как благодетеля, который «не забыл». Во всяком случае, встречали его там огромными толпами с лозунгами «Верните Севастополь в Россию».
Когда Лужка в 2008 объявили на Украине персоной нон грата и запретили въезд – этим возмущались даже те, кто считал Лужкова ставленником национальных мафий (кем он, собственно, и являлся). Но это было потом.
10
Я мог бы писать ещё долго – про домайданный Киев, про крымских татар, про исторические штудии, про хохлосрач и мовобой, и про всякое разное прочее. Но я не для этого писал сей длинный мемуар.
Граждане дорогие. Поймите одну простую вещь. Я всю жизнь – ВСЮ ЖИЗНЬ – считал, что Крым русский и должен быть русским. Не обязательно российским (в смысле «быть в РФ»), но, конечно, русским, а никаким не украинским. Украинским же он ни в коем случае не должен быть, как и турецким, вьетнамским и мадагаскарским.
И когда вы вдруг вы, свежесделанные, только вчера захохлячившиеся заукропы, начинаете мне в лицо орать, что это, оказывается, я только в последний год, россиянской пропаганды насмотревшись, вдруг стал так думать, мне хочется послать вас, дорогие мои, к свиньям собачьим.
По себе-то не судите, ага-ага.
1
Не помню, сколько мне было лет, когда мой дед, Кондратьев Иван Михайлович, рассказывал мне о Хрущёве. Помню только, что это было на даче, летом. Я тогда только-только разрыл в сарае вороха старых советских журналов, и мне было ужасно интересно, почему журналы шестидесятых на порядок интереснее журналов семидесятых.
Разговор, помню, был длинный, так как деду было что вспомнить. Однако первые же слова про Хруща были такие: «кукурузу разводил за Полярным Кругом и Крым хохлам подарил».
Про кукурузу я слышал и раньше, а вот новость про Крым была именно новостью. Я в Крыму не бывал, но все наши знакомые там отдыхали, и я уже знал, что это лучшее в Союзе место, где отдыхают - и что там даже делают сладкое вино, а больше нигде. Я также слышал выражение «всесоюзная здравница». И считал, что Крым, наверное, «всесоюзный» и есть. И то, что его, оказывается, когда-то отдали «хохлам», меня очень сильно удивило.
Кто такие «хохлы», я уже знал, и даже два раза. С одной стороны, были литературные украинцы, про которых писали Гоголь и Аркадий Гайдар. У Гоголя они были смешные, а у Гайдара – весёлые и певучие. С другой стороны, были мальчики и девочки с фамилиями на «ик» и «ко» и их родители. Мальчики как мальчики, девочки как девочки. Например, моя подруга юных лет - красивая, злая, черноволосая Наташа Стадник, чей папаша, хорошо устроенный московский украинец с крепкими щеками, любил побурчать на кухне про москалей. Или записной хулиган Романюк из неблагополучной семьи – он регулярно сбегал из дому, а на чердаке соседнего у него было что-то вроде выездной резиденции, с матрасом, чайником и подвешенными на верёвочках голубиными скелетиками. Или школьный мой кореш Мазанько – тихий грязнуля, обладающий чудодейственной способностью выходить сухим из воды во всех решительно обстоятельствах… А в общем-то, дети как дети, родители как родители. Однако ж мне было совершенно непонятно, почему это вдруг украинцам – и весёлым, и обычным – отписали «всесоюзную здравницу». Это было как-то странно, нелепо и несправедливо.
В дальшейшем Наташа уехала на Запад и там счастливо устроилась, Романюка – по слухам - убили в девяностые, а что случилось с Мазанько, не знаю. Что они там думали про Крым и думали ли вообще, я ни у кого из них так и не поинтересовался.
Но вот мне лично стало ясно: Хрущ вообще был дурак и хуже дурака, а в данном случае он сделал какую-то совсем уж гадость.
2
Несколько позже – уже в старших классах – тот же самый вопрос был задан (не мной) нашему учителю истории, Вячеславу Семёновичу Сорокину, замечательному совершенно дядьке, умнице, цинику и всеобщему любимцу. У него была манера отвечать не неприятные вопросы в два этапа: сначала оглашать более-менее официальную версию, а потом давать другую, как бы реалистическую, но при этом ни в коем случае не антисоветскую. Иногда между этими краями объяснений он протягивал своего рода веточку из пары-тройки дополнительных интерпретаций, служивших как бы связующим звеном между официозом и правдой. В данном случае сначала объявил, что Крым был передан Украине как подарок к двухсотлетию «дружбы Украины с Россией». Потом упомянул о хозяйственной связности – дескать, электричество и вода всё равно поставляются в Крым из Украины. Дальше намекнул, что всё территориальное деление Союза всё равно неважно, так как всё равно у нас единая страна и никакие границы внутри неё всё равно не имеют значения. Исчерпав же всё это, он вздохнул и сообщил – «а вообще-то Хрущёва знаете за что сняли? За волюнтаризм».
В момент произнесения последнего слова он выразительно покрутил пальцем у виска.
3
Иную версию мне рассказали в доме знакомых моих друзей. В доме жили прекрасные, интеллигентные люди, на полках стояли томики «всемирки», а за ними – Ницше в переводе Антоновского, ардисовский Набоков, бледноватая ксера гулаг-архипелага и прочие сокровища духа, среди которых, как змея среди лилий, таилась и фотокопия сочинения Розанова про обонятельное и осязательное отношение евреев в крови (это не всем показывали). На кухне этого дома я услышал, что Крым предполагалось отдать евреям для обустройства Израиля на советской земле, но что-то не срослось и его в отместку отдали украинцам.
Почему Крым надо было непременно кому-то отдавать, я так и не понял. Не понял я и того, следует ли позлорадоствовать, что евреи на сей раз не добились своего, или позавидовать, что вместо советского Крыма они получили безумнороскошный Израиль.
Я на всякий случай испытал оба чувства.
4
В ведомственном доме отдыха под Новороссийском – я ездил туда дважды, с матерью, второй раз я сбежал оттуда досрочно из-за разъедающей ум скуки – довольно часто велись дискуссии на тему того, где лучше отдыхать: здесь или в Крыму. Сходились на том, что в Крыму, в общем, лучше, но и народу там больше, зато рестораны и вино. Впрочем, крымское вино пили и в Новороссийске. Там я впервые попробовал «Мускат белый красного камня». Тогда никому и в голову не приходило, что на этикетке может быть написано «Мускат бiлый червоного каменю».
При этом я помню какие-то укранские вина с украинскими этикетками (запомнил ужасные слова «напiв солодкий»). Были, да. Но не крымские, нет.
То есть иллюзию «всесоюзности» блюли даже на этом уровне.
5
В восемьдесят девятом я довольно часто общался со знакомым моего друга, украинцем белорусского происхождения, наезжавшим в Москву по делам. Работал он на киевском радио в немалой должности. К тому моменту он был полностью распропагандирован – то есть постоянно говорил только о том, как москали мучали и грабили Украину и как Украина сладко и жирно заживёт без них. При этом он был пока ещё открыт для дискуссии, то есть пытался рассуждать рационально. Например, он доказывал – со ссылками на украинских экономистов – что через пять лет Украина будет кормить половину Европы, а потом и всю её взраз. Доказывал он это ссылками на потрясающе-невероятное качество украинских продуктов и их столь же невероятно-потрясающую дешевизну сравнительно с европейскими. «Ну смотрите сами» - горячился он, - «в Голландии огурцы из оранжереи, они там на гидропонике, и стоят как золотые; а украинский огурчик – он с грядочки, настоящий, крепенький, вот!» - он сжимал сухой интеллигентный кулачок, как бы показывая крепость украинского огурчика, который просто выпрет вяло-сопливую голландскую гидропонику. Он даже приводил цифры – сколько стоит банка огурцов там, и сколько получит Украина, если будет продавать свои огурчики с грядочки в полтора раза дешевле. Получалось, что на одних огурчиках украинские трудящиеся озолотятся, а потом покроются кристаллами Сваровски – о которых в наших краях тогда знали ещё не все.
То, что Россия дико, невероято оголодает и обнищает сразу после того, как Украина перестанет её кормить, он был убеждён абсолютно, тысячепроцентно. Это для него было такой же самоочевидной истиной, как и завтрашний восход Солнца. «Ну я же знаю» - рассказывал он мне и моему другу, сидя на его кухни и поедая испечённые мамой друга картофельные оладушки. «Украина всегда кормила Россию. Как только мы перестанем отдавать свои продукты, Россия начнёт пухнуть от голода. У вас же кроме картошки ничего не растёт. И та мелкая, её чистишь – половина с кожурой уходит. А у нас картоха во!» - он раздвигал руки, как хвастливый рыбак.
Что же касается Крыма, то он как-то упомянул, что Крым, конечно же, останется в составе Украины – и более того, крымчане будут стоять на коленях и молить, чтобы их как-нибудь случайно не отдали стремительно нищающей и распадающейся России. Относительно стратегии развития полуострова он не беспокоился: по его мнению, Крым станет международным курортом уровня Лазурного Берега, только лучше. Правда, добавлял он, полуостров надо почистить от москалей, которые будут гадить. Но, скорее всего, добавлял он, они сами разбегутся или перейдут на сторону украинского народа. Украинцы очень терпеливые и добрые, добавлял он, они русских примут, прокормят и обогреют – разумеется, на определённых условиях: выучить язык, быть благодарными за оказанную милость и знать своё место. «Но вы, ребята, не тревожьтесь, я вам работу в Киеве найду» - утешал он нас, глядя на наши скептически-обеспокоенные лица.
В девяноста пятом товарищ приехал в Москву искать работу – его попёрли с киевского радио по причине интриг, а также (если верить его рассказу) не вполне украинского происхождения. Свои прошлые рассказы о неминуемом украинском счастье он намертво забыл. А когда я ему напомнил – обиделся. Даже, можно сказать, оскорбился.
Что касается Крыма, то он в ту пору считал, что тот отойдёт Турции, которая крымчан (за исключением т.н. «кырымтатар») депортирует, на чём всё и кончится.
Мне это тогда показалось очень возможным, но крайне обидным. "Из-под турков не вытащишь".
6
В девяноста первом, зимой, когда я пришёл на работу и узнал, что Союз Нерушимый таки ой, разговорчик в лаборатории довольно быстро перешёл на крымскую тему. Все сходились на том, что Крым в составе Украины – это какая-то чушь, которую крымчане сейчас отменят. Споры были, будет ли Крым ещё одним независимым государством или вернётся в Россию. Хрущёва поминали недобрым словом – как дурака и путаника, из-за которого «вот это всё выскочило».
Сейчас один из тогдашних собеседников живёт в Канаде и пишет в фейсбук что-то проукраинское. Остальных я как-то потерял из виду.
7
В девяноста втором Крым вроде как принял декларацию о независимости, потом её отменил, потом были ещё какие-то безобразия.
Я тогда за этим специально не следил – потому как «надо же было что-то жрать». Поэтому сильно удивился, когда узнал, что Крым каким-то образом вдруг да остался украинским. Но тогда я решил, что это ненадолго.
8
В девяноста четвёртом президентом Крыма был избран Юрий Мешков, считавшийся «русским» - в смысле, «за русских, за Россию, против вот этого всего». Помню какой-то кухонный разговор с друзьями за самодельной пиццей с обрезками колбасы и пивом из киоска. Все сходились на том, что сейчас Крым, конечно, вернётся в Россию, дело-то естественное. Обсуждалось только то, сможет ли Россия Крым прокормить.
Хозяин той квартиры сам был урождённым крымчанином. С родины он уехал, чтобы поступить в Физтех. Крым он вспоминал с тоской – ему нравился климат. Родную школу не любил за уроки украинского: по его словам «это был какой-то ежедневный плевок в мозги». Возможно, в крымской школе плохо преподавали украинский. Ещё больше он ненавидел украинскую литературу. Помню, он рассказывал, как их заставляли учить какую-то укранскую песню про казака, которого подвесили за ребро на крюк, и как же это было отвратительно. Ради справедливости: русскую литературу он тоже терпеть не мог, а любил исключительно западную фантастику и Толкиена. Однако по поводу Крыма у него было совершенно однозначное мнение – он может быть чей угодно, только не украинский.
Потому что это нелепо, что-ли, ну всё равно как Тибет отдать даже не Китаю, а Вьетнаму какому-нибудь, да.
9
Когда я только-только познакомился с первыми русскими националистами, тот факт, что Крым был отдан Украине ну абсолютно незаконно и должен быть при первой же возможности возвращён, признавался абсолютно всеми ими. Это даже не обсуждалось – это был абсолютный консенсус. Споры могли вестись по другим вопросам – например, точно ли будет хорошо, если наши МИГи сядут в Риге. Или – надо ли возвращать Аляску. Или – является ли Православие абсолютной истиной или всё-таки нет. Тут могли быть разные мнения. По Крыму тогда разных мнений не было в принципе.
Был, однако, вопрос – как в связи с этим относиться к Лужкову. Который, если кт помнит, был «за возвращение Севастополя». Обычно происходило так: Лужков посещал Севастополь или делал какое-нибудь по нему заявление, и в этот момент ему прощали всё или почти всё. В остальное время его скорее не любили. В Москве, разумеется. Что касается вестей из Севастополя – там его воспринимали как благодетеля, который «не забыл». Во всяком случае, встречали его там огромными толпами с лозунгами «Верните Севастополь в Россию».
Когда Лужка в 2008 объявили на Украине персоной нон грата и запретили въезд – этим возмущались даже те, кто считал Лужкова ставленником национальных мафий (кем он, собственно, и являлся). Но это было потом.
10
Я мог бы писать ещё долго – про домайданный Киев, про крымских татар, про исторические штудии, про хохлосрач и мовобой, и про всякое разное прочее. Но я не для этого писал сей длинный мемуар.
Граждане дорогие. Поймите одну простую вещь. Я всю жизнь – ВСЮ ЖИЗНЬ – считал, что Крым русский и должен быть русским. Не обязательно российским (в смысле «быть в РФ»), но, конечно, русским, а никаким не украинским. Украинским же он ни в коем случае не должен быть, как и турецким, вьетнамским и мадагаскарским.
И когда вы вдруг вы, свежесделанные, только вчера захохлячившиеся заукропы, начинаете мне в лицо орать, что это, оказывается, я только в последний год, россиянской пропаганды насмотревшись, вдруг стал так думать, мне хочется послать вас, дорогие мои, к свиньям собачьим.
По себе-то не судите, ага-ага.