...это у нас называется «патриотическим угаром» в прессе.
prilepin |
Я сел в самолёт — там раздают прессу, взял две самы тиражные газеты в России - «МК» и «АиФ».
Открыл «МК» и на первой же полосе прочитал издавательскую колонку Ростовского по поводу запроса ГД РФ с просьбой расследовать законность аннексии ГДР, осуществлённой в своё время ФРГ.
Этот запрос - вполне остроумный ход. Я ещё полгода назад говорил, что принципиальной разницы между воссоединением с Крымом и объединением Германии нет. Не льщу себя надеждой, что депутаты читают мой блог, хотя всякое может быть.
Однако журналист Ростовский сравнивает этот запрос с сивым бредом Яценюка по поводу аннексии СССР Германии и Украины. Говорит, что это одно и то же. (Тайное чувство мне подсказывает, что в словах Яценюка Ростовский видит гораздо меньше крамолы).
Заодно прочёл в «МК» колонку Ганапольского, прославляющего, Боже ж ты мой, Китай (в том числе за то, что Китай стабилен, так как не собирается ни с кем воевать, в отличие от некоторых) — как будто мы не помним, что говорил Ганапольский и ганапольские про Китай году в 1989 или даже 1995-м. А теперь такие стали прозревшие, умные. «Ах, почему же мы не Китай?». А то вы не знаете почему. Да потому что вы пришли к власти 25 лет назад.
Что до «АиФ» - там Костиков и Коклюшкин поддерживают изо всех сил «Левиафан» и проклинают Советскую власть (об этом пост ниже).
Итого: эти два газетные номера прочитают, как минимум, миллионов десять человек, а мы вот скромно отвечаем им в Фейсбуке для сорока тысяч читателей.
Так у нас на сегодня выглядел спор затюканных, забитых, лишённых права голоса либералов и - «оголтелых патриотов».
........................................
Вячеслав Костиков — прогрессивный колумнист «АиФ», читал его очередную колоночку для двух миллионов читателей газеты (вообще по статистике каждый номер газеты читают 4 человека — поэтому для восьми миллионов).
Костиков заступается за фильм «Левиафан», легко называет СССР «государством-чудовищем» и, в числе прочего, с той же необычайной лёгкостью сообщает: «Гонениям, запретам, высылкам подвергались и писатели-деревенщики, и писатели-фронтовики, отразившие не генеральский, а солдатский взгляд на войну: «В окопах Сталинграда» Некрасова, например».
Вся эта статья парад пошлых антисоветских штампов, но в данном месте клокочущего автора просто разорвало. Не всё было гладко у деревенщиков, но Астафьева, Белова и Распутина начали изучать в университетах в Советские времена — то есть, при жизни (Валентину Григорьевичу — многие лета). Равно то же самое произошло с прозой фронтовиков — она, правда, напомню Костикову, называлась не солдатской, а лейтенантской. Не всё и там было совсем гладко, но лучшие и дерзкие книги Бондарева, Бакланова, Курочкина (чуть позже Евгения Носова, уже в советские времена — пронзительного, кошмарного и честнейшего Константина Воробьёва) были признаны новейшей классикой, так же ещё в СССР вошли в университетские программы и изданы невиданными по нашим временам тиражами.
Я сейчас, к примеру, читаю очень сильный роман Степана Злобина «Пропавшие без вести» - главным героем которого является репрессированный в 1937 году генерал, выпущенный из тюрьмы осенью 1941-го и сразу брошенный на фронт. Роман издан в 1964(!) году тиражом сто тысяч (!) экземпляров (и это уже было второе издание).
Теперь про самое главное.
Повесть «В окопах Сталинграда», упомянутая Костиковым, была прочитана Сталиным и удостоена ещё во время войны Сталинской премии, после чего переиздавалась непрестанно и совокупный её тираж — превышал миллион экземпляров.
Ничего честнее этой повести, сколько потом не вскрывали правду наши правдолюбы, и представить нельзя.
На кого рассчитано всё это костиковское словоблудие?
Да на всех, вот на кого...
Выслали Некрасова из страны уже при Брежневе — но никак не за книгу «В окопах Сталинграда», а за очень активную работу в среде киевской диссиды.
Но тут есть другой важный момент о котором, к сожалению, почти никто не знает. Оказавшись в изгнании — в Париже — Некрасов вдрызг разругался и с местной просвещённой публикой и с местными украинскими борцами за независимость. Послушал их рассказы про вековечную борьбу с Россией и ошалел: что они несут, Господи?!
Некрасов раз выступил с достаточно мягкой критикой европейских свобод, два выступил — и его — здесь внимание! - перестали публиковать. То есть вообще. После негласного запрета, он не смог издать вообще ни одной книги. Не вписался в рынок.
Про это господин Костиков не напишет никогда, у него нет таких слов в словарном запасе.