Легче сказать, что не изменила Вторая мировая война, но также важно и то, что она изменила.
Первое, что приходит в голову, это то, каким образом началась Вторая мировая война для трех великих держав — Соединенных Штатов, Советского Союза и Соединенного Королевства. Для всех трех они началась с шока, изменившего их взгляд на мир. Для Соединенных Штатов это был шок Перл Харбора. Для Советского Союза это был шок вторжения Германии в июне 1941 года. Для Соединенного Королевства — это произошло, на самом деле, не в момент начала войны — шок был вызван той скоростью, с которой рухнула Франция.
Перл Харбор потрясает умонастроение американцев
Американские лидеры мало сомневались в том, что война с Японией приближается. У обычных людей были дурные предчувствия, однако они не обладали ясным пониманием своих лидеров. Тем не менее никто не ожидал нападения на Перл Харбор. Для американского общества это было как гром среди ясного неба в сочетании с уничтожением большей части Тихоокеанского флота. Ни лидеры, ни общественность даже близко не ожидали того, что японцы окажутся настолько компетентными.
Перл Харбор совпал с еще одним шоком в американской душе — с Великой депрессией. Эти два события имели общие характеристики: во-первых, они, казалось, появились из ниоткуда. Оба они были предсказуемы, и некоторые люди их ожидали, однако для большинства они произошли совершенно неожиданно. Значение этих двух событий состояло в том, что они открыли непредвиденную эпоху сильной боли и страданий.
Все это ввело новое измерение в американскую культуру. До этого момента среди американцев существовал глубокий и грубоватый оптимизм. Великая депрессия и Перл Харбор породили иную чувствительность, которая исходила из того, что процветание и безопасность являются иллюзией, за который скрывается бедствие. Существовал страх по поводу того, что все вдруг может пойти не так, ужасно не так, и что люди, которые просто принимали мир и процветание по внешним признакам, были наивными. Эта два шока породили темное чувство, чувство предзнаменования, которое существует в американском обществе и сегодня.
Кроме того, Перл Харбор сформировал оборонную политику Соединенных Штатов вокруг концепции, что враг может быть идентифицирован, однако неизвестным остается время и место нанесения им удара. Поэтому катастрофа может произойти в любой момент. Американский подход к холодной войне символизируется горой Шайенн в штате Колорадо. Глубоко внутри нее находится Командование воздушно-космической обороны Североамериканского континента, и само его существование свидетельствует о том, что война может начаться в любой момент и что снижение бдительности может привести к ядерному Перл Харбору. Страх по поводу подобного сценария вместе с недоверием по отношению к коварному и безжалостному врагу определяли холодную войну для американцев.
Американцы стали анализировать свое принудительное вступление во Вторую мировую войну и определили то, что они приняли за коренную причину: Мюнхенское соглашение позволило нацистской Германии аннексировать части Чехословакии. Это была отнюдь не только американская идея, однако она способствовала пересмотру стратегии Соединенных Штатов. Если причиной Второй мировой войны была неспособность предпринять упреждающие действия против немцев в 1938 году, то тогда из этого следует, что война в Тихом океане могла бы быть предотвращена более агрессивными действиями на раннем этапе.
Действовать с опережением и действовать решительно — таковы основы американской внешней политики и в наше время. Идея относительно того, что отсутствие своевременных и мощных действий привело ко Второй мировой войне, лежит в основе значительной части американского дискурса относительно Ирана и России.
Перл Харбор (и крах 1929 года) не только вызвал дурные предзнаменования и сомнения относительно мудрости политического и военного руководства — эти события способствовали замене стратегии мобилизации после начала войны на стратегию постоянной мобилизации. Если война может начаться в любое время и если нужно прежде всего избежать еще одного Мюнхена, то в таком случае существующая масштабная военная структура является необходимой. Кроме того, возглавляемая Соединенными Штатами структура альянса, не существовавшая до Второй мировой войны, является необходимой.
Советские стратегические просчеты
У Советского Союза 22 июня 1941 года произошел свой Перл Харбор, когда немцы вторглись на его территорию, несмотря на договор о дружбе, заключенный между ними в 1939 году. Этот договор был заключен по двум причинам: во-первых, русские не смогли добиться того, чтобы британцы или французы подписали антигитлеровский пакт. Во-вторых, договор с Гитлером позволил Советам передвинуть свои границы еще дальше на запад, что произошло без единого выстрела. Это был умный ход, но не тонкий.
Советы допустили один просчет: они полагали, что немецкая кампания во Франции станет повторением предыдущей Большой войны. Подобные усилия истощили бы Германию и позволили бы Советам атаковать их в том месте и в то время, которые устраивали бы Москву. Подобная возможность так и не представилась. Напротив, это немцы поставили себя в такое положение, когда они получили возможность атаковать Советский Союз в то время и в том месте, которые их устраивали. Сам момент нападения стал неожиданной составляющей вызова, однако реальная проблема состояла в стратегическом просчете, а не только в провале работы разведки или командования.
Советы сделали выбор в пользу динамичной внешней политики, политики смены союзников, которая основывалась на возможностях различных игроков. Один ложный шаг мог привести к катастрофе — нападение в то время, когда Советы еще не восстановились после чисток Иосифа Сталина. Советские вооруженные силы не были готовы к атаке, а их стратегия рухнула вместе с Францией, и поэтому только Германия принимала решение о начале войны.
Советы после вторжения в июне 1941 года пришли к выводу о том, что политическая сложность не может служить заменой сильной армии. Соединенные Штаты завершили Вторую мировую войну, будучи убежденными в том, что главной ее причиной был провал Соединенных Штатов. Советы завершили Вторую мировую войну, поверив в то, что их сложные усилия по созданию коалиции и поддержанию баланса сделали их уязвимыми только в результате одного просчета относительно Франции — и этот просчет явился следствием игнорирования общепринятого мнения.
Во время холодной войны Советы разработали стратегию, которую лучше всего можно было бы назвать вялой. Сдерживаемые возглавлявшейся Америкой коалицией, Советы отдали предпочтение сателлитам, а не союзникам. Варшавский пакт был не столько альянсом, сколько геополитической реальностью. По большей части он состоял из государств, находившихся под прямым военным, разведывательным и политическим контролем со стороны Советского Союза. Военная ценность этого блока, возможно, была ограниченной, и его пространство для маневра также было ограничено. Тем не менее можно было положиться на советские вооруженные силы, и Варшавский пакт, в отличие от НАТО, являлся географической реальностью, а советские вооруженные силы гарантировали невозможность агрессии со стороны Соединенных Штатов и НАТО.
Очевидно, что Советы — как и американцы — сохраняли бдительность относительно ядерного нападения, однако было отмечено, что советская система была значительно менее совершенной, чем американская. Часть существовавшего дисбаланса была связана с технологическими возможностями. Во многом это было вызвано тем, что ядерное нападение не являлось основным опасением Советов, хотя не следует минимизировать этот страх. Основное опасение в Москве вызывала возможность нападения со стороны Запада. Стратегия Советского Союза состояла в том, чтобы разместить свои собственные вооруженные силы как можно дальше на западе.
Проанализируйте вышеизложенное и обратите внимание на отличие отношений Советов с Китаем. В идеологическом плане Китай должен был бы стать мощным союзником, однако этот альянс в середине 1950-х годов стал закисать. Советы не были идеологами. Они были геополитиками, и Китай представлял потенциальную угрозу, которую Советы не могли контролировать. Идеология ничего не значила. Китай никогда не стал бы играть ту роль, которую вынуждена были играть Польша. Китайско-российские отношения развалились довольно быстро.
Советское общество не культивировало американский страх относительно того, что за ширмой мира и процветания скрываются семена катастрофы. Советские ожидания от жизни были намного более скромными, чем американские, и ожидания того, что государство сможет избежать катастрофы, были ограниченными. Само государство порождало катастрофу. В то же время война показала — почти сразу, — изначальную любовь к стране, скрывавшуюся в течение десятилетий под идеологией интернационализма, и она, эта любовь, спонтанно возродилась. Под коммунистическим рвением, циничным безразличием и страхом перед советской тайной полицией русские обнаружили нечто новое, тогда как американцы обнаружили нечто старое.
Падение Франции удивляет Британию
Что касается британцев, то их просчеты относительно Франции мало что изменили. Они были поражены быстрым развалом Франции, но они, возможно, испытали облегчение по поводу того, что им не придется вновь воевать в окопах во Франции. Падение Франции заставило их полагаться только на две вещи: во-первых, Ламанш, вместе с флотом и Королевскими военно-воздушными силами будут удерживать немцев в невыгодном положении. Во-вторых, со временем Соединенные Штаты будут втянуты в эту войну. Их расчеты оказались верными.
Однако Соединенное Королевство не стало главным победителем в войне. Оно не было оккупировано немцами, но оно, по сути, было оккупировано американцами. Это была совершенно иная оккупация, и это была та оккупация, в которой британцы нуждались, однако оккупация Британии иностранными вооруженными силами — независимо от того, насколько это было необходимо и благотворно — положила конец существованию Британской империи и Британии как великой державы. Американцы не захватили Британскую империю. Она была отобрана в результате шокирующего провала французов. На бумаге французы имели блестящую армию, которая во многом превосходила германскую армию. Однако французы развалились в течение нескольких недель. Если суммировать британские чувства, то можно сказать, что после вызывающего поведения последовало опустошение, а затем возмущение.
Некоторых из этих чувств сегодня уже нет. Американцы сохраняют свой страх, хотя Вторая мировая война во многих отношениях принесла пользу Соединенным Штатам. Она положила конец Великой депрессии, и в результате — с учетом Закона о трудоустройстве солдат (G.I. Bill), кредитов Министерств по делам ветеранов и системы автомагистралей между штатами — война создала американский профессиональный средний класс, и многие люди получили частные дома, а также дистанцию и пространство с легким доступом. И, тем не менее, страх остается, и не всегда он оказывается приглушенным. Для нынешнего поколения Перл Харбор — это события 11 сентября 2001 года. Страх по поводу того, что безопасность и благосостояние основаны на песке, не является иррациональным.
Для русских чувство патриотизма все еще скрывается под цинизмом. Развал Советского Союза и крушение советской сферы влияния не привели к особенно изобретательным стратегическим шагам.Наоборот, ответ российского президента Владимира Путин на события на Украине был столь же вялым, как ответы Сталина или Леонида Брежнева. Не будучи гением в стиле Макиавелли, Путин является наследником немецкой агрессии 22 июня 1941 года. Он добивается того, чтобы стратегические глубины контролировались его собственными солдатами. И его общество сплотилось вокруг него.
Что касается британцев, то у них когда-то была империя. Теперь у них есть остров. Будущее покажет, смогут ли они удержать его целиком, если принимать во внимание силу шотландских националистов.
Джордж Фридман (George Friedman)