Кажется, пары нынешних цитат этого милейшего господина, бывшего кумиром всех прогрессивных барышень 90-х, хватило бы на 5-8 лет отдыха где-нибудь на солнечных берегах Колымы. Однако, легкомысленно было бы думать, что журналист, его свободное оригинальничанье - есть нечто подлинное, присущее кристальному познанию, которым так кичится убежденный атеист, бывший телевизионный "инфо-киллер". Ничуть не бывало! Опасные шутки тщательно простерилизованы, лихие намеки смелы, но аккуратны, и содержательно - вроде много слов, но смыслового осадка по окончании беседы так и не обнаруживается. Кроме легкости мысли необычайной...
Мастер Каморки
А.Венедиктов - Это программа «Сбитый фокус», мы в Санкт-Петербурге, Алексей Венедиктов и Леся Рябцева. - У нас Александр Невзоров. Добрый день.
А.Невзоров - Добрый день.
Л.Рябцева - Здрасьте.
А.Венедиктов - Леся.
Л.Рябцева - Смотрите, как я помню, на моей памяти вы вели абсолютно мещанский образ жизни, например, еще там полгода назад, год. И тут неожиданно вы появились, вы начали писать колонки, у вас появились авторские вечера, вы завели себе эфир на «Эхе Москвы». Что поменялось? Вы изменились или случились какие-то обстоятельства? Почему вы вернулись?
А.Невзоров - Сложный вопрос. Но я подозреваю, что я обладаю, как бы, такой, медийной плавучестью, и меня, конечно, можно затащить глубоко под всякие слои и глубоко в воду, но всё равно эта плавучесть срабатывает и я снова оказываюсь на поверхности, даже вопреки своему желанию. Потому что, как вы знаете, случилось много событий в этой замечательной стране.
А.Невзоров - Добрый день.
Л.Рябцева - Здрасьте.
А.Венедиктов - Леся.
Л.Рябцева - Смотрите, как я помню, на моей памяти вы вели абсолютно мещанский образ жизни, например, еще там полгода назад, год. И тут неожиданно вы появились, вы начали писать колонки, у вас появились авторские вечера, вы завели себе эфир на «Эхе Москвы». Что поменялось? Вы изменились или случились какие-то обстоятельства? Почему вы вернулись?
А.Невзоров - Сложный вопрос. Но я подозреваю, что я обладаю, как бы, такой, медийной плавучестью, и меня, конечно, можно затащить глубоко под всякие слои и глубоко в воду, но всё равно эта плавучесть срабатывает и я снова оказываюсь на поверхности, даже вопреки своему желанию. Потому что, как вы знаете, случилось много событий в этой замечательной стране.
Л.Рябцева― То есть, все-таки, сработала страна?
А.Невзоров― Сработала, да. То есть опять возник информационный фронт, опять оживились окопы, опять заработали пулеметы, там, гаубицы, и меня как-то всё это втянуло.
А.Венедиктов― А вам это зачем?
А.Невзоров― А незачем совершенно.
А.Венедиктов― Ну а тогда чего?
А.Невзоров― Как вам сказать? Во-первых, правду. Правда – это… Надо было отдельно договариваться, черт возьми, насчет правды. Никто меня не предупреждал, что меня куда-то зовут, где мне надо говорить правду (я не очень это люблю делать). Это отдельный, высокооплачиваемый товар, который не всегда уместен.
А.Венедиктов― Хорошо. Неправду.
А.Невзоров― А неправду – врать тоже давно стало не интересно, потому что только правду… Ведь, чем правда отличается от лжи?
Л.Рябцева― Вы уходите от ответа.
А.Невзоров― Нет. Почему?
А.Венедиктов― Мы держим-держим.
А.Невзоров― Чем правда отличается от лжи? Исключительно только легкостью исполнения и удобством исполнения. Не нужно украшать себя, не нужно навешивать на себя никаких костюмных регалийных штуковин. Если, действительно, серьезно говорить, я считаю, что сейчас я всё равно в очередной раз прохожу очень любопытную школу. Мне очень много дал, в частности, «Сноб», в котором я пишу, как ни странно.
Он меня научил приделывать дополнительные двигатели к тексту. Мои тексты всегда хороши, но они были тяжеловаты. И, вот, «Сноб» с его замечательным коллективом, замечательным главным редактором научили меня быть окончательно понятным. У меня всегда был дикий соблазн быть понятным.
А.Венедиктов― То есть война для вас – это лишь способ стать более понятным?
А.Невзоров― Да, конечно.
А.Венедиктов― И поэтому вы вернулись.
А.Невзоров― Я ее использую в своих целях, потому что у меня нет своих интересов на этой войне кроме финансовых.
Л.Рябцева― Но вы отщепенец. И зачем вам пытаться быть понятным? Или понятым.
А.Невзоров― Поймите, понятность – это же не цель, это инструмент. И владение ледорубом, молотком, отбойным молотком – это же не для того, чтобы сегодня добуриться до глубины трех метров на улице Марата, это вообще умение пользоваться молотком.
А.Венедиктов― Тогда что цель?
А.Невзоров― Как вы знаете, Аристотель замечательно говорил, что настоящее знание – это умение объяснить даже ребенку то, чем ты занимаешься.
А.Венедиктов― Так что цель? Если это инструмент, а что цель?
А.Невзоров― Цель – понятность, цель – обкатка текстов, цель – наблюдение над большими массами хомо в исключительных условиях, потому что, как совершенно справедливо говорил очень неплохой физиолог, там, где мы не можем сами поставить эксперимент, за нас это делает так называемая история.
А.Венедиктов― Так для чего вернулся?
А.Невзоров― Опять-таки, для тех занятий, которыми я, действительно, занимаюсь, которые для меня принципиально интересны. И только.
А.Невзоров― Опять-таки, для тех занятий, которыми я, действительно, занимаюсь, которые для меня принципиально интересны. И только.
Л.Рябцева― То есть это вопрос самореализации, получается.
А.Невзоров― Ну, слово «самореализация» здесь так же малоуместно как мазок маслом в акварельной картинке, да? Оно жестковато.
Л.Рябцева― Но зачем это тогда?
А.Невзоров― Лесь, вот смотри…
Л.Рябцева― Ну, чтобы заработать или что? Я не понимаю, правда. Вы могли уйти на пенсию и всё, и забить, а вы решили почему-то начать снова деятельность, чтобы вас услышали, быть понятным, обкатать свои тексты. Белиберда какая-то.
А.Невзоров― Абсолютно никакой белиберды. Дело в том, что я не погас в принципе, да? Есть люди, которые, доходя до определенного возрастного, имущественного и иного порога, они начинают снижаться и падать. Я выяснил для себя, что, как ни странно, у меня этого не происходит. И что есть вещи, которые безумно меня волнуют со всей, я бы сказал, такой вот лютой страстностью.
А.Венедиктов― Как то?..
А.Невзоров― Как то физиология, анатомия, физика, происхождение человека, происхождение жизни на Земле, главнейшие дисциплины, как это должно быть в основе вообще всякого знания такие как там термодинамика, электродинамика, всё…
А.Венедиктов― А для чего это волнует? Чего волноваться-то? Оно есть и есть. Волноваться-то чего?
А.Невзоров― Нет, нет, нет. Мне надо получить ответы на некоторые лично меня интересующие вопросы.
А.Венедиктов― Зачем?
А.Невзоров― Для того, чтобы, возможно… Возможно, это один шанс из миллиона, но это знание для кого-нибудь позже бы представило интерес и сработать ступенечкой для того следующего человека, который это знание будет расширять и углублять.
Л.Рябцева― Поскольку вы наблюдаете за хомо, можно вас тогда спросить по поводу мракобесия, которое вокруг происходит? Это что: это тренд, это общее помешательство, это уровень агрессии, которая выливается в мракобесие со стороны власти? Что это?
А.Невзоров― Нет. Вот, как вы думаете, зачем человек пьет?
Л.Рябцева― Расслабиться?
А.Невзоров― Ничего подобного. Ему хочется домой. Ему хочется домой, вот, в тот свой родной дом деменции, свободный от условных рефлексов, где допустимо непроизвольное выделение физиологических жидкостей, демонстрация сексуальной агрессии. Всё то, в чем хомо, собственно говоря, и вырос, и сформировался как организм на протяжении почти 5-ти или 6-ти миллионов лет. Ему хочется домой.
И религия – она тоже в известном…
А.Венедиктов― Мы пока не про религию, мы пока про мракобесие.
А.Невзоров― А я не делаю разницы между мракобесием и религией, хотя, это, по сути, слова, вроде бы, означающие несколько разные вещи. Но в России это давно сплавилось воедино, потому что в России нет ни настоящей религии, к сожалению, ни настоящего мракобесия. Есть попытки, есть игра в то, в другое, в третье, четвертое, пятое.
А.НЕВЗОРОВ: религия прошла период своего распада и уже превратилась в 206-й свинецНо мы прекрасно понимаем, что всякая религиозность России – это притворство сейчас, да? И что религия уже прошла. Я не делаю разницы между религией и мракобесием. Религия уже прошла свой цикл.
Вы знаете, вот, бывает Уран-238, довольно неприятная штука, да? Небольшим-небольшим-небольшим процентиком в той урановой руде, где присутствует Уран-238... Сейчас я объясню, для чего это объясняю.
Л.Рябцева― Это хорошо.
А.Невзоров― Да. Есть Уран-235, еще более ядовитая и активная вещь. Но затем наступает цикл, когда этот 238-й Уран проходит ряд трансмутаций, пока не превращается в безобидный 206-й свинец, тот самый, который вы используете для груза в удочке, да?
Л.Рябцева― Вот именно я использую, да, я поняла.
А.Невзоров― Наверное. Я ж не знаю, как вы проводите, Лесь, свое свободное время и подозреваю, что вы, наверняка, приезжаете в Петербург удить корюшку.
Л.Рябцева― Конечно.
А.Невзоров― Да. А Венедиктов просто вообще похож на успешного рыбака.
А.Венедиктов― Слово «успешный» здесь центровое.
А.Невзоров― Успешного рыбака.
А.Венедиктов― Но давайте мы вернемся.
А.Невзоров― Да, вернемся. Так вот, религия – уже она прошла период своего полураспада и распада и уже превратилась в тот самый безобидный 206-й свинец. Когда-то она была, действительно, очень влиятельна, очень активна, она очень сильно владела мозгами, но это время закончилось. И желание воскресить эту ситуацию вы называете мракобесием, когда на пустом месте явно ни во что не верящие люди начинают с позиций исключительно сценических, да?
А.Венедиктов― Сценических?
А.Невзоров― Сценических, потому что на них надеты километры парчи, бижутерии. ...учить других жить просто потому, что это хороший бизнес, да? А вообще религия – вообще отличный бизнес, торговля ничем: не нужно ничего складировать, таможировать, это не поддается, вроде бы, (НЕРАЗБОРЧИВО).
А.Венедиктов― Вы говорите про церковь, а не про убеждения, все-таки. Давайте мы разведем по терминам. Когда мы говорили о мракобесии и вы говорите про религию, это убеждения людей, которые могут быть атеистами в том числе. А про церковь мы еще спросим, про иерархов мы спросим. А, вот, почему вот эта волна у людей, которые не были замечены ни в каком религиозном экстазе? И вот это поперло всё: это нельзя, это нельзя, это нельзя, это нельзя.
А.Невзоров― Тогда расскажите мне, что вы называете мракобесием?
Л.Рябцева― Ну, я так понимаю, что когда вы говорили о парче и украшениях, вы имели в виду не только церковь, но и, например, наших депутатов, которые делают примерно то же самое.
А.Невзоров― И в том числе, да, конечно.
Л.Рябцева― Поэтому вопрос не только церкви, а убеждений, опять же: они могут быть какими угодно, атеистическими в том числе. И давайте разделять тогда: не обсуждать вообще церковь, а вот то, что происходит из убеждений. Вот эти законы непонятные, Закон забвения, еще что-то, какой-то вал.
Если у нас раньше был Патриарх, который мог как-то давить на общество, то сейчас с обратной стороны, со светской стороны.
А.Невзоров― Я вам ответил, говоря о пьянстве. Человек стремится домой, человек стремится в простые…
А.Венедиктов― Этот человек мракобес. Человек-мракобес. Вы мракобес?
А.Невзоров― В известной степени, конечно.
А.Венедиктов― А в какой степени вы мракобес?
А.Невзоров― Я мракобес, ну, наверное, или бывший мракобес, или заканчиваю, как бы, сейчас определенную мракобесную… Нет, то, что бывший мракобес, это слишком хорошо известно. Но во мне есть определенного рода безобразное сциентическое мракобесие, конечно. Я, как бы, не воспринимаю всерьез и не могу без улыбки и смеха слышать какие бы то ни было убеждения или реплики, основанные не на чистом кристальном научном знании. Это тоже мракобесие, кстати говоря, и ничем не лучше любого другого.
Л.Рябцева― Но ваше мракобесие, наверняка, сталкивается с какими-то… воспитанием, с рамками, с общественными нормами. То есть, есть что-то, что вас ограничивает в вашем мракобесии.
А.Невзоров― Нет, меня в моем мракобесии ограничивает только известная статья об оскорблении чувств верующих, которую я стараюсь соблюдать.
А.НЕВЗОРОВ: Во мне есть определенного рода безобразное сциентическое мракобесиеЛ.Рябцева― Вы этого боитесь, что вам рано или поздно скажут, что вы чьи-то чувства оскорбили?
А.Невзоров― Нет, я сумею выкрутиться в любом случае, потому что даже если я там, например, скажу, что бог – идиот, и на меня подадут в суд, я скажу, что я имел в виду Озириса, Тора или (НЕРАЗБОРЧИВО).
А.Венедиктов― Тор не идиот. Тор не идиот.
Л.Рябцева― Началось. Спор за правду.
А.Невзоров― Да-да.
А.Венедиктов― Не во имя правды, а во имя истины, как известно. И все-таки, если мы говорим сейчас, может быть, не о людях, а об обществе, мы видим, что общество, не будучи воцерковленным, все-таки, после 70 лет советской власти, оно одобряет и поддерживает (социологические опросы показывают) огромное количество запретов в духовной жизни, сейчас всё больше и больше. Вот это мракобесие. Нельзя спектакли, «Тангейзер»...
А.Невзоров― Не очень понятно, что имеется в виду под словом «духовная жизнь».
А.Венедиктов― Да. История с «Тангейзером», «Вот эти книги не надо, вот эти спектакли не надо, вот этот парад не надо. Вот, не надо. В эти праздники не надо. Вот, не надо». Раньше все праздновали.
А.Невзоров― Как замечательно говорил Фейнман, общество активно и агрессивно не научно. И это справедливо, к сожалению, не только для России, но и для любой другой страны, и вообще для людей как таковых, потому что мы должны понимать, что, благодаря нашей эволюционной истории, мы носим в себе деменцию. Довольно примитивную и довольно гадкую деменцию всех наших предков.
И более того, мы располагаем очень некачественным, очень паршивеньким мозгом, ну, просто в силу разных эволюционных причин. Мы довольно тупиковый вид. Все наши нарциссические убеждения о том, что человек – это нечто невероятное, а мозг – это что-то фантастическое, ни на чем абсолютно и не основаны.
Ведь, посмотрите, вот на то, чтобы изобрести эту хрень под названием «зажигалка» человеку понадобилось 5,5 тысяч лет. Ну, это ж позорище абсолютнейшее.
А.Венедиктов― Ну, можно было за один день сделать.
А.Невзоров― На самом деле, конструкция настолько проста… И если бы мозг, действительно, обладал какими-то уникальными когнитивными возможностями, поверьте, так бы и произошло. Но существует вот этот вот дурацкий закон (НЕРАЗБОРЧИВО), Закон поступательного развития. То есть, грубо говоря, Галилей не мог быть до Кеплера, да? А Кеплер не мог быть до Птолемея.
Л.Рябцева― Такое ощущение, что вы в обиде на мироздание за то, что вам дали человеческое тело с его таким вот мозгом.
А.Невзоров― Нет, я абсолютно понимаю и собственную убогость в том числе и очень легко к этому отношусь. Потому что, ведь, что такое?.. Со мной же нельзя говорить, забывая о том, что я абсолютный атеист. А абсолютный атеист – это, значит, в общем, человек, который находится в состоянии удручающей утомительной постоянной (не вздрагивайте) трезвости.
А.Венедиктов― Я вздрогнул.
А.Невзоров― Я и заметил.
Л.Рябцева― То есть получается как раз то, что вы говорили: ни в какую духовную жизнь вы не верите, к тому же вы еще атеист. То есть у вас жизнь – это такая цепочка из абсолютно осознанного, рационального, циничного, скептичного всего вообще?
А.Невзоров― Да. Да, Лесенька, вы правы
Л.Рябцева― Это хорошо, что я права. Но получается, что вы живете без желаний, без эмоций, без мечт?
А.Невзоров― С желаниями, с эмоциями, с мечтами, как вы метко выразились на этот раз. Молодец. Со всем тем, что обычно сопровождает всякого хомо.
Л.Рябцева― Но вы при этом всё это для себя раскладываете по полочкам очень рационально и очень осознанно. То есть, например, «Я мечтаю полежать на пляже» и тут же вы начинаете какую-то внутреннюю работу «А почему же я это хочу?» и начинаете рассказывать, что…
А.НЕВЗОРОВ: В моем мракобесии ограничивает только статья об оскорблении чувств верующихА.Невзоров― Нет, вы знаете, вот этих мечт у меня никогда не бывает.
Л.Рябцева― Я хочу понять, как это происходит.
А.Невзоров― Если мне предложат расстрел или лежание на пляже, я, вероятно, все-таки, выберу расстрел.
Л.Рябцева― Я думаю, при нынешней власти вам легко предложат и то, и другое, и вы сможете сделать свой выбор.
А.Невзоров― Да, да, да. В принципе, это можно еще в какой-нибудь последовательности: сперва расстрел, потом лежание на пляже со всеми великолепными физиологическими подробностями этого лежания.
Нет, я не лежу на пляже, я вообще никогда в жизни не был ни на одном курорте и, думаю, что не буду.
Л.Рябцева― А как вы отдыхаете?
А.Невзоров― Да никак. Я не устаю. Я в шахте, что ли?..
Л.Рябцева― Почти безработный.
А.Невзоров― Ну, я б не сказал, что я почти безработный. У меня очень много обязанностей и работ, и трудов, и книг, и всего остального, но я не нуждаюсь ни в каком отдыхе.
Л.Рябцева― Вот смотрите, вернемся, все-таки, к религии, да? И если у вас внутри есть собственная осознанность, вот это всё, рациональность и вам, в принципе, не нужны своды, заповеди, законы. Есть люди, которые не настроены, скажем так, рационально – им нужно, чтобы кто-то им сообщил, как себя нужно вести. Ну, собственно, понятно, зачем тогда появляется религия.
А.Невзоров― Понимаете, если бы она работала улучшателем человека, если бы она могла каким-то образом нормализовать его, в общем, весьма и весьма скабарскую сущность, то тогда, вероятно, я снял бы шляпу и оставил бы религию и ее право распоряжаться умами и судьбами тех 98 или 99 процентов людей, которым нужны простые, примитивные и не сложные объяснения происхождения этого мира, происхождения человека, происхождения мышления и сознания. Но, к сожалению, она не работает как улучшатель.
Л.Рябцева― Ну, может быть, она нормализатор?..
А.Невзоров― Нет.
Л.Рябцева― ...или сдерживатель?
А.Невзоров― Дружище, смотрите. Вот, на протяжении 2-х тысяч лет человечество было отдано целиком в ее распоряжение. Она заведовала государственными машинами, она регулировала социальные отношения, она полностью владела всеми вопросами образования и в результате всей ее воспитательной деятельности чего мы имеем? Мы имеем в XX веке примерно 80 миллионов убитых, примерно столько же изнасилованных, примерно столько же изуродованных и колоссальный потенциал совершить это и желание совершить это еще раз.
То есть как улучшатель человеческой природы она не работает.
А.Венедиктов― Как улучшатель – да. Но это часть еще вопроса.
А.Невзоров― И как сдерживатель тоже.
А.Венедиктов― Вот! Да.
А.Невзоров― ...потому что, ведь, все те…
А.Венедиктов― Да это же этические рамки.
А.Невзоров― А какие этические рамки? Посмотрите…
А.Венедиктов― Ну, «Не убий», я не знаю.
А.Невзоров― Ну, давайте вспомним… Ну, вообще, я бы сказал, «Не убий» — тоже это не очень годится, потому что смотря кого и в какой ситуации. Скажите это «Не убий» снайперу, который поймал в прицел террориста, да? И тут же выяснится, что все эти…
А.Венедиктов― Не так много террористов, и еще меньше снайперов.
А.Невзоров― Да, но есть другие ситуации, когда убийство – единственный выход из ситуации.
А.Венедиктов― То есть вы считаете, что религиозные воззрения не сработали на протяжении 2,5 тысяч лет, не явились сдерживающим (я сейчас про сдерживающий фактор).
А.Невзоров― Сдерживающий фактор. Давайте посмотрим на 1917-й год, Россию. Вот, все эти самые люди, которые насиловали поповских дочек, потом прикалывали поповских детей, которые сбрасывали попов с колоколен, которые утапливали, в общем, в смеси гноя, грязи и крови эту несчастную Россию, это всё были крещенные, воцерковленные, катехизированные, причащенные люди, потому что других в 1917-м году в стране, где православие было государственной религией, не существовало.
А.Венедиктов― Ну, вы имеете в виду миллионы вот этих вот солдат Красной армии.
А.Невзоров― Да, да, да. Ну, если вы не верите в то, что революцию сделали 3 еврея со ржавыми маузерами, которые таки ж перестреляли всю Святую Русь втроем. То есть мы видим, что как сдерживающий фактор она тоже не проходит и тоже не годится. То есть она не эффективна.
Даже если мы будем пытаться найти для нее какое-то самое примитивное применение, то выясняется, что, на самом деле, у нас есть Уголовный кодекс, у нас есть Административный кодекс, у нас есть Таможенный кодекс. А для совсем уже гурманов у нас есть еще и Гражданский кодекс.
А.Венедиктов― Ну а люди хотят, видимо, (НЕРАЗБОРЧИВО).
А.Невзоров― (НЕРАЗБОРЧИВО).
А.Венедиктов― Есть третья часть – утешение. Утешение и последствия после смерти. Люди хотят верить, что дальше они будут жить лучше, чище, красивее, красивше.
А.Невзоров― Хорошо, пусть верят.
А.Венедиктов― Так?
А.НЕВЗОРОВ: «Не убий» — тоже это не очень годится, потому что смотря кого и в какой ситуацииА.Невзоров― Но когда их очень становится много (тех, кто верит) и они имеют возможность сбиться в какие-то стаи и в этих стаях установить свои порядки, то потом они начинают сжигать нас, к сожалению, как это показывает история, потому что охранять вот эту искусственную, вот эту абсолютно демагогическую и ложную концепцию можно только силовым методом.
Вот, духовность всякая – она нуждается, для того чтобы существовать, как показывает опыт Царской России, как минимум в 27-28 статьях уложений в кодексе о наказаниях. Сама по себе она не живет. Без помощи государственной машины, штыков, плетей, дубинок, колючей проволоки она не живет.
И, вот, когда вот эти все любители духовной жизни приобретают большие возможности и большую власть и силу, тогда они уже, к сожалению, начинают совершать глупейшие поступки в отношении тех, кто в реальности несет для них развитие. А вот это уже неприятно.
А.Венедиктов― Теперь церковь.
А.Невзоров― Да, пожалуйста.
А.Венедиктов― Вы же учились в Семинарии, как написано в вашей биографии в Википедии. Что случилось? Потому что, раз вы шли в Семинарию… Это было же советское время, да, Александр?
А.Невзоров― Да, это было советское время.
А.Венедиктов― Это был, наверное, выбор в системе советской непростой.
А.Невзоров― Ну, вы знаете, тогда церковь – это было всё равно, что убежать к индейцам.
А.Венедиктов― Да.
А.Невзоров― В этом была масса романтики. Потом это был вызов семейству, это был вызов обществу. Это было абсолютное хиппарство, скажем так.
А.Венедиктов― А кроме вызова ничего?
А.Невзоров― Ничего абсолютно. Ну, неужели вы думаете…
А.Венедиктов― То есть если вы могли убежать к индейцам, убежал бы к индейцам?
А.Невзоров― То есть просто у меня не было возможности убежать к индейцам.
А.Венедиктов― Да, я и говорю, что если б была возможность.
А.Невзоров― Я всегда мечтал убежать к индейцам и найти там своего родного папу.
А.Венедиктов― В смысле?
А.Невзоров― Ну как? Ну, там, я знаю, что ваш Интернет, ваша Википедия приписывает мне каких-то массу пап. Вообще у меня всегда стояла очередь на желающих побыть моим папой.
А.Венедиктов― Ну, я сказал бы, что это приятное, наверное…
А.Невзоров― Нет. Но я-то, на самом деле, знаю, что, судя по всему, наиболее вероятная версия, что моим папой был представитель угнетенных племен Северной Америки коренных, в частности, по-моему, команчей, которые гостили тогда за 9 месяцев до моего рождения в Петербурге на Фестивале молодежи и студентов. Так что как-то с национальностью я уже давно определился. Ну, поскольку мне в русских не место как человеку не православному, я не пью и не играю на баяне.
А.Венедиктов― Вы сейчас глумитесь над кем?
А.Невзоров― Я ни над кем вообще не глумлюсь.
А.Венедиктов― Над чем?
Л.Рябцева― А можно я продолжу проверять биографию в Википедии? Вы – атеист, не пьете и вегетарианец?
А.Невзоров― Про вегетарианство я вообще никогда не говорю, потому что слово «вегетарианец», увы, сейчас вмещает в себя такое количество маразма, такое количество дидактических наставлений всем окружающим, что я вообще предложил бы это слово отменить, потому что выбор меню – это глубоко личное дело, абсолютно не обсуждаемое ни с кем и никогда.
У меня есть, например, потрясающие вегетарианцы, глубинные вегетарианцы, настоящие вегетарианцы, которые считают, что есть можно только тех, кто ест только траву – они тоже себя считают вегетарианцами.
И недавно во Франции, обедая с одним великим вегетарианцем, я обнаружил у него на тарелке солонку. Он сказал «Не обращай внимания, это Фотошоп». Поэтому это вещи вообще не обсуждаемые.
Что касается атеизма, то для меня это единственное естественное состояние человека. Но это, как бы, есть трезвость и есть нетрезвость, да? Атеизм – это трезвость, всё остальное – это нетрезвость. Но всерьез обсуждать бога без улыбки и вообще всерьез относиться к этой теме очень сложно.
А.Венедиктов― Я про церковь хотел спросить как организацию, как институт. Вот, для вас церковь – враг? Вообще церковь враг?
А.Невзоров― Для вас может ли являться не врагом организация, которая по сумме своих деяний является преступной?
А.НЕВЗОРОВ: Я всегда мечтал убежать к индейцам и найти там своего родного папуА.Венедиктов― Враг ваш или враг государства, или враг людей? Чей враг?
А.Невзоров― Развития. Скорее развития, развития человечества, которое, в общем, является единственным смыслом и единственной целью существования этого вида. Всё остальное уже в высшей степени вторично.
И для меня она не враг, не друг, для меня она, в принципе, преступная организация.
А.Венедиктов― Церковь как институт?
А.Невзоров― Конечно. Любая причем.
А.Венедиктов― Это программа «Сбитый фокус» с Александром Невзоровым.
НОВОСТИ
А.Венедиктов― Это программа «Сбитый фокус», мы в Санкт-Петербурге, Алексей Венедиктов и Леся Рябцева. У нас – Александр Невзоров.
Л.Рябцева― Скажите, а зачем вы тычите всем в лицо, что вы атеист?
А.Невзоров― Я не тычу. Ну, я ж тыкал вам. Вы меня спросили – я ответил.
Л.Рябцева― Я не про себя. Я, например, про Ольгу Бычкову, вы в других интервью часто говорите о том, что вы атеист.
А.Невзоров― Нет, просто у меня множество позиций. Столь нестандартный ответ и столь жесткое желание оградить меня от необходимости обсуждать тот или иной маразм, что я просто честно предупреждаю о том, что со мной эти темы исхождения синих лучей из носа, а о вертикальном взлете мертвых (НЕРАЗБОРЧИВО). Я с симпатией отношусь.
Я понимаю, что основой русской духовности и идентичности является еврейский фольклор. Я имею в виду ту басню о приключениях раввина Иисуса, которая лежит в основе…
А.Венедиктов― А вдруг это было?
А.Невзоров― ...которая лежит в основе православия.
А.Венедиктов― А вдруг это было?
А.Невзоров― К сожалению, она не учит хорошо готовить фаршированную щуку, но замечательно прививает стойкую привычку распинаться и распинать.
А.Венедиктов― Но при этом 85% населения России считают, что это не басня, а вполне возможная историческая и… Это надежда на потом.
А.Невзоров― Ну, если они хотят обманываться тем или иным способом, они это могут делать с помощью героина, водки, бога. Но я просто в этом не принимаю участия.
Л.Рябцева― Вы всё время идете против общества, против устройства. Ну, это заметно, потому что даже ваш сын, как вы нам рассказывали… Простите, что если, может быть, нельзя об этом говорить.
А.Невзоров― Ничего страшного. Можно.
Л.Рябцева― Так вот. Ваш сын сидит дома, не ходит в школу и вы учите его сами, то есть вы всё время пытаетесь как будто бы доказать кому-то, что я и сам могу, сам могу научить, сам могу вылечить, сам могу сам научиться. Зачем это?
А.Невзоров― Нет, ну это санитарно-гигиенические меры просто потому, что, к сожалению, потом мне же пришлось бы выпалывать из него те наборы ахинеи, которые в него были бы в обязательном порядке заложены.
А.Венедиктов― Они будут, потому что вокруг него… Он же не живет там в башни.
Л.Рябцева― В изоляции, да.
А.Невзоров― Ну, он приобретает очень хороший иммунитет.
А.Венедиктов― Вы так считаете?
А.Невзоров― Он занимается естественными науками. То есть, в конце концов, выбор будет делать он, да? Я ему никогда не буду мешать или диктовать. Если он захочет быть попом, да пожалуйста, пусть будет: это несложная, доходная работа.
Л.Рябцева― Но вы ведете себя как отшельник и своего сына воспитываете так же.
А.Невзоров― Нет, он имеет массу друзей из сверстников.
Л.Рябцева― А вы?
А.Невзоров― А я… У меня есть, как бы, такой, тщательно мною культивируемый кружок людей, с которыми мне необходимо разговаривать и с которыми мне вообще возможно разговаривать.
Л.Рябцева― Почему необходимо?
А.Невзоров― Необходимо, потому что есть темы, которые оживают, которые приобретают многоцветие исключительно только в диспутах, в дискуссиях, в обсуждении. И есть вещи, которыми просто необходимо делиться, чтобы на ком-нибудь их срочно опробовать.
Л.Рябцева― То есть сам по себе вы всё равно не сможете жить как Робинзон Крузо, да? Вам придется искать…
А.Венедиктов― Пятницу, иногда Субботу.
А.Невзоров― Да, конечно-конечно. Безусловно.
Л.Рябцева― Но это очень странно. Вы говорите абсолютно противоположные вещи, настраиваете, в принципе, очень многих людей против себя.
А.Невзоров― А пожалуйста. Мне же… Я же не стремлюсь ни в политику, ни в лидеры общественного мнения, вообще никуда.
Л.Рябцева― Но при этом вы хотите быть понятым и понятным.
А.Невзоров― Я хочу быть понятым исключительно в своей области. И ради того, чтобы быть понятым в своей области, я отрабатываю, скажем так, те навыки, которые вообще дают возможность быть понятным в чем угодно.
Л.Рябцева― Как вы себя определяете? Вы публицист, журналист?
А.Невзоров― Только публицист и всё.
Л.Рябцева― А анатомия?..
А.Невзоров― Анатомия и всё остальное – это настолько необходимый и естественный набор знаний, что мне даже как-то смешно выделять его в какую-то особую категорию, равно как выделять в особую категорию, там, термодинамику или квантовую теорию поля. Это всё необходимейшие вещи для того, чтобы быть, прежде всего, публицистом.
А.Венедиктов― Но публицист участвует в сиюминутных, в сегодняшних делах. Вы неоднократно в интервью говорили, что вы – наемник. Насколько ваше наемничество должно совпадать с вашим внутренним убеждением? Или вы как наемник готовы разворачивать свою алебарду в любую сторону?
А.Невзоров― Ну, вообще, конечно, я, наверное, плохой наемник, потому что у хорошего танка башня крутится во все стороны. Я это, например, очень часто повторяю, очень люблю повторять.
Но я уже не менее часто повторяю, что я готов служить абсолютному злу, но не готов служить абсолютной глупости.
А.Венедиктов― Вот, красивая, как говорится, формула, но непонятная.
А.Невзоров― Просто потому что у меня не получится. Ведь, не важно, кто выдает ту или иную отчетливую и подхватываемую, становящуюся цитатой формулировку. Важно, что это за формулировка. У снайпера не надо спрашивать, сколько он получает за выстрел – надо смотреть, попал он или не попал.
Л.Рябцева― То есть вы готовы?..
А.Невзоров― То есть у меня не получится обслуживать глупость.
Л.Рябцева― То есть вы готовы менять свою точку зрения на абсолютно противоположную?
А.Невзоров― В не принципиальных для меня вопросах, конечно.
Л.Рябцева― А что может быть принципиальным вопросом?
А.Невзоров― Принципиальных вопросов множество
Л.Рябцева― Ну, хотя бы один назовите.
А.Венедиктов― Мы же говорим о (НЕРАЗБОРЧИВО).
Л.Рябцева― Мне кажется, вы абсолютно беспринципный человек, если вы работаете за деньги и выдаете абсолютно противоположные точки зрения за свои, если вы следуете какой-то чужой политике.
А.Невзоров― Нет, смотри, Лесь. Есть вот эта всякая фигня, которой вы придаете столько внимания и уделяете столько внимания, и придаете столько значения. Это, вот, всякая политика, это всякие межхомские отношения, это ваша так называемая история. Вот это всё абсолютная фигня, и тут можно вытворять всё, что угодно.
Л.Рябцева― Я поняла. Что не фигня-то?
А.Невзоров― Не фигня? Ну, например, грубо говоря, происхождение белков, роль коферментов и ферментов в происхождении белков.
Л.Рябцева― Личное что-нибудь есть в этом?
А.Невзоров― Это очень личное. Это глубоко личные вещи.
Л.Рябцева― В смысле что, поджилками чувствуете, как фермент происходит? Или что, я не знаю? Вырабатываете?
А.Невзоров― Это очень важно для того, чтобы определиться и самоопределиться, и определить роль этого странного существа под названием «хомо». Это очень важно для того, чтобы решить для себя вопросы так называемого бога или антропного принципа, или понять, до какой степени мы сможем глубоко и серьезно продвинуться в знании. Либо мы обречены таскать эту деменцию в себе и мы всегда будем парализованы, навсегда, в общем, останемся (НЕРАЗБОРЧИВО).
Л.Рябцева― То есть я правильно понимаю, что если вас попросят менять свою точку зрения по поводу политики или истории…
А.Венедиктов― Публичной, да?
Л.Рябцева― Публичной, да, вы готовы? А если по поводу биологии или вообще отрицать какую-либо биологию, вы откажетесь?
А.Невзоров― Да. Но и в политике тоже. Вот, понимаете, я при всем желании не смогу, у меня не получится произнести слова «Крым наш».
Л.Рябцева― Почему?
А.Невзоров― Ну, потому что он не мой точно.
Л.Рябцева― А чей он?
А.Невзоров― А я не знаю. Меня это не интересует, в конце концов.
Л.Рябцева― Почему?
А.Невзоров― Потому что есть вещи гораздо более важные, чем какой-то курортик, чем какой-то островочек. Есть право быть допущенным в мировой цивилизационный процесс.
Россия очень не самостоятельная. Это очень хорошая, очень симпатичная страна, я к ней отношусь хорошо, гораздо лучше, чем она того заслуживает.
А.Венедиктов― К России?
А.Невзоров― Конечно, да. Безусловно совершенно. Но она должна жестко и точно понимать свою роль. И ее слава, ее счастье, ее могущество исключительно лежит в области допущенности в мировой цивилизационный процесс. Вот на эту ценность ничего нельзя менять, ничего нельзя предпочитать.
Россия не имеет ничего своего так называемого национального и никогда не имела. Ей нечем козырять, ей не с чего ходить. Она всегда была исключительно сильна, исключительно успешна, разрабатывая чьи-то технологии, воспринимая чьи-то идеи, принимая чьи-то литературные или научные формы. Вот здесь она бесподобна, здесь она великолепна и именно это является ее амплуа.
И если желать хоть какого-то… А я не могу избавиться до сих пор от каких-то чувств к этой стране. Если желать ей, все-таки, хоть какого-то добра, то надо понимать, что это добро лежит вот в этой плоскости, исключительно в сфере допущенности к общецивилизационным процессам. И ни на что эту допущенность никогда менять нельзя.
Л.Рябцева― Вы привязаны к России.
А.Невзоров― Нет, я вообще ни к чему не привязан.
Л.Рябцева― То есть космополит?
А.Невзоров― Абсолютный.
Л.Рябцева― Но по какой-то глупости оказались в России?
А.Невзоров― Да и не глупости. Это страна всё равно, в которой несколько побольше свобод, чем где бы то ни было, но за счет недосмотра.
Л.Рябцева― А, то есть если ты найдешь эту щелку, то можно как-то вникнуть? Просто мне кажется, что все остальные люди, которые сейчас уезжают из нашей страны, эмигрируют, они уезжают ровно потому, что думают, что у нас, наоборот, мало свобод.
А.Невзоров― Они не умеют ее искать и не умеют ее находить, и это их проблема. А на самом деле, ее очень много можно найти в России (свободы).
Л.Рябцева― Свобода, мне кажется, тогда внутри получается.
А.Невзоров― Так она всегда только внутри.
Л.Рябцева― Как у вас.
А.Невзоров― Да, конечно. И не забывайте, что как раз порой обстоятельства давления, обстоятельства компрессии внешней – они только концентрируют и усугубляют эту свободу внутри.
А.Венедиктов― Александр Невзоров, Леся Рябцева и Алексей Венедиктов в «Сбитом фокусе». Я попытаюсь, все-таки, вернуть на Землю. Вы так высоко с Лесей воспарили, что я…
Л.Рябцева― Что вам не понять.
А.Венедиктов― Это точно.
А.Невзоров― Никуда я не воспарил. Я как раз всё время себя одергиваю и стараюсь быть…
А.Венедиктов― Всё равно. Человеческая психология опирается на символы и на упрощенные символы, конечно. И в этой связи, возвращаясь к теме наемничества, вот мы, готовясь к программе, выбрали четырех джентльменов, с которыми, исходя из их веса, как нам кажется, вы могли бы работать. Это Навальный, Путин, Ходорковский, Кадыров. Вот такой квадрат: Навальный, Путин, Ходорковский, Кадыров, вы в середине. Куда этот ртутный шарик в виде Александра Невзорова, в какой угол покатится?
Л.Рябцева― Там, где больше заплатят?
А.Невзоров― Вопрос цены.
Л.Рябцева― Я абсолютно угадала. Слушайте, ну, хорошо, а если…
А.Венедиктов― Но они же разные. Подожди.
А.Невзоров― А мне все нравятся. А я могу сказать, что мне нравится…
Л.Рябцева― По идеологии все, да?
А.Невзоров― Нет, ближе всего… Ну, понимаете, я, к сожалению, не знаю Прохорова или плохо знаю Прохорова.
А.Венедиктов― Но давайте пока вот в этой четверке.
А.Невзоров― А, не, тогда вот из этой четверки я бы, наверняка, все-таки, выбрал Путина.
А.Венедиктов― Почему?
А.Невзоров― Просто потому, что у него самая хорошая подготовка и самая хорошая школа. Все остальные этой школы были лишены.
А.Венедиктов― Ну, у каждого своя школа.
А.Невзоров― Именно потому, что я в нем вижу, как ни странно, самый стабильный и самый жесткий сдерживающий сегодняшний маразм фактор.
Л.Рябцева― А, то есть не он его развил?
А.Невзоров― Нет.
Л.Рябцева― Не спровоцировал?
А.Невзоров― Нет.
Л.Рябцева― Хорошо, если Путина нет в этой четверке и мы берем тройку Навальный, Ходорковский и Кадыров. Кто тогда?
А.Невзоров― А вот, честно говоря, никого из них я не знаю. Ходорковского я несколько раз встречал у Бориса Абрамовича на Новокузнецкой улице.
А.Венедиктов― У Березовского?
А.Невзоров― Да, у Березовского. Но особого общения у нас не получилось. Он – симпатичный парень, но я бы не сказал, что он меня потряс своим интеллектом. И все три предложенных персонажа – в них недостаточно интеллектуальности, скажем так, чтобы я в кого-нибудь из них мог бы поверить.
А.Венедиктов― А в Путине достаточно интеллектуальности?
А.Невзоров― В Путине – нет, в Путине тоже недостаточно интеллектуальности, естественно, но он, то что называется, существует по факту, и он доказал некоторую профпригодность. Пусть относительную, но профпригодность.
Л.Рябцева― Давайте… Да? Вы закончили, простите я вас перебила.
А.Невзоров― Да, Лесь, конечно, перебивайте.
Л.Рябцева― Вот, по поводу этой троицы, да?
А.Невзоров― Вообще я удивляюсь тому, как вы деликатно, как вы благородно, как вы изумительно воспитанно умеете себя вести, несмотря на славу скандалистки, негодяйки, глазавыцарапывательницы и всего того остального, что о вас мне успели рассказать.
Л.Рябцева― Мне просто кажется, что вы мне нравитесь в отличие от тех, кому я успела выцарапать глаза.
А.Венедиктов― Но потом всё впереди еще у вас, вы подождите.
А.Невзоров― Насколько я понимаю, вы имеете дело с политиками. И чем жестче (это мой вам совет), чем жестче, чем бесцеремоннее, чем свирепее вы будете себя с ними вести, тем лучше для них, мерзавцев. Они не понимают своего счастья, они не понимают, что им нужно было бы 100 таких Лесей Рябцевых для того, чтобы хотя бы минимально подготовить себя для какой-нибудь так называемой общественной работы.
А.Венедиктов― Мы плавно перешли в программу «Дифирамб». Не портьте мне сотрудников. Давайте мы о вас.
Л.Рябцева― Да, давайте хотя бы одну меня выдержит, а потом уже к остальным 99-ти перейдем.
А.Невзоров― Вот, все трое… Вот, Кадырову я бы порекомендовал, честно говоря, поскольку он у нас там жутко религиозный, из него мог бы получиться очень хороший главный редактор какого-нибудь журнала, который смог бы ответить, например там, «Шарли» не автоматными очередями, а, грубо говоря, возглавить какой-нибудь серьезный журнал, который публиковал бы гнусные карикатуры на Дарвина или Фрэнсиса.
Л.Рябцева― А мне кажется, я придумала даже название «Православие и мир», и Кадыров будет главным редактором.
А.Невзоров― Я не знаю, как будет называться журнал, но, вот, интеллектуальная игра – это посложнее, чем собрать миллионный митинг-то в Грозном, да? Причем, понятно, что он бы мог собрать митинг просто по любому поводу. Вот, он потребовал бы золотить керогазы, и миллион подданных стояли бы с керогазами, поднятыми высоко над головой, и требовало бы их позолощения. Это же не сложно. Вот, сложнее отвечать интеллектуально. Пусть, в конце концов, если им кажется оскорбительным, что мы шутим по поводу их богов, пусть шутят по поводу наших. Пожалуйста, мы будем смеяться вместе.
Л.Рябцева― Но это вы будете смеяться, а остальное население нашей страны не будет смеяться – оно будет оскорбляться.
А.Невзоров― Посмотрим. Всё очень быстро меняется. И вот эта вся игра в религиозность – я не думаю, что она проживет долго.
Л.Рябцева― Простите, а что тогда придет после этого?
А.Невзоров― После этого, я боюсь, что будут пытаться опять… Во-первых, ну, попытаются посбрасывать попов с колоколен – этого допускать ни в коем случае нельзя, потому что как только их начинают сбрасывать с колоколен, у них сразу повышаются шансы на восприятие их идеологии. Ни в коем случае. Просто надо обложить нормальным налогом, вернуть в правовое поле, вернуть их туда обратно к мормонам, ко всяким этим всем адвентистам…
А.Венедиктов― Все-таки, церковь – враг для него.
А.Невзоров― Пусть они там, вот, пасутся в этом… Они – такая же секта, просто более крупная, чем все остальные.
А.Венедиктов― Путин, которого вы сейчас сказали, что он является сдерживающим центром, на Питерском форуме (уж коли мы в Петербурге, напомню нашим слушателям) повторил, что украинцы и русские – это один народ в его понимании.
А.Невзоров― Нет. То, что я говорю о нем как о сдерживающем центре, я же это…
А.Венедиктов― Нет, давайте теперь про украинцев и русских.
А.Невзоров― Это абсолютно не означает, что я разделяю его весьма своеобразные и очень экзотические точки зрения по ряду вопросов.
А.Венедиктов― А по этому?
А.Невзоров― По этому – нет, тоже, естественно, нет. Абсолютно разные народы с разными правами, с разными возможностями, с разными историями, если существует вообще история в серьезном смысле этого слова. Ну, по крайней мере, мы знаем, что народы очень хотят иметь свою историю и какой-то набор баек они оформляют…
А.Венедиктов― Ну, это правда.
А.Невзоров― Да. Оформляют в какую-то красивую более-менее конструкцию, которую они называют собственной историей. Поэтому, нет, я думаю, что пути Украины и России давным-давно разошлись и надо просто…
А.Венедиктов― Давно?
А.Невзоров― Да, конечно.
А.Венедиктов― Когда давно?
А.Невзоров― Ну, я подозреваю, что это произошло, наверное, во времена Мазепы.
А.Венедиктов― После чего Украина вошла в состав Российской империи.
А.Невзоров― У нас много кто, как мы знаем, входил в состав Российской империи, потому что Российская империя имела возможности любую свою прихоть оплачивать колоссальным количеством халявной крови рекрутской солдатской. Это же было до нефти – мы необычайно успешно торговали другой жидкостью.
А.Венедиктов― Александр Невзоров, Леся Рябцева, Алексей Венедиктов. Существует ли питерский характер вот этого города, который был построен на болоте, на костях, на той самой жидкости?..
А.Невзоров― Нет, это всё литературщина.
А.Венедиктов― А что не литературщина по отношению к Питеру?
А.Невзоров― Ну, вот, расскажите мне. Вот, есть у нас такой потрясающий петербуржец, такой, настоящий петербуржец, чьим бы современником я мечтал бы быть. Отношение к этому человеку я пронес сквозь много десятилетий неизменным, что для меня огромная редкость, потому что я часто меняю свои взгляды под воздействием фактов, которые возникают. Ну, вот, есть Иван Петрович Павлов. И сказать, что у Ивана Петровича были какие-то петербуржские особенности при том, что понятно, что он не коренной, понятно, откуда он приехал, понятно что. Но основная его биография, основной Иван Петрович сложился именно здесь и именно в петербуржских условиях. Заразил он себя какой-нибудь всей этой психопатологией, которую обычно приписывают петербуржцам, повлияла ли на него вся эта так называемая достоевщина? Да ничего подобного.
То есть мы видим, что для людей интеллектуально состоятельных это не представляет ни опасности, ни интереса. Оставим это буйным студентам, которым нужно о чем-то поговорить.
А.Венедиктов― Но эти люди, приехавшие некоторые из Петербурга в Москву и которых, наверное, вы знаете хотя бы по телевизору, как принято сейчас говорить, говорят о том, что «Питерцы – это провинция с понтами. Мы – Тамбов, но с понтами».
А.Невзоров― Глупости абсолютнейшие.
А.Венедиктов― Почему?
А.Невзоров― Потому что если уж кто провинция с понтами, так это Москва.
Л.Рябцева― Поэтому вы там не живете, а живете в Питере.
А.Невзоров― Нет. Ну, так сложилось исторически. Я не вижу необходимости менять.
А.Венедиктов― Непонятно, что ему не нравится: провинция или понты?
А.Невзоров― Мне всё равно. Мне всё равно, где жить. И у меня нет привязанности ни к Питеру, ни к Москве, ни к Парижу, ни к Лиссабону, ни к Лондону. Мне совершенно безразлично.
Л.Рябцева― Вы считаете себя скромным?
А.Невзоров― Я многократно говорил, что право на скромность – это одно из самых драгоценных прав, которое надо заслужить. Право на скромность дает только две Нобелевских премии.
Л.Рябцева― Вы любите комфорт?
А.Невзоров― Нет.
Л.Рябцева― Но вы неплохо одеты. Я так понимаю, что вы неплохо зарабатываете, у вас совсем не дешевый телефон. Значит, все-таки, есть что-то? Слабости?
А.Невзоров― Нет.
Л.Рябцева― Нет? Что «нет»? Нет слабостей?
А.Невзоров― Нет. Не люблю комфорт и не люблю слабости. Что касается… Черт его знает. Как-то мне всё время говорят, что я как-то одет безобразно и бедновато. Я не ношу никаких часов, я никогда в жизни не был в ночном клубе или вечером в ресторане, я лишен привязанности к сортам виски, к сигарам, к мужским развлечениям. Мне всё это совершенно не интересно.
А.Венедиктов― Почему?
А.Невзоров― Ну, просто потому, что не интересно, потому что…
А.Венедиктов― Почему?
А.Невзоров― Ну, черт возьми, почему вам не интересно обтачивать телеграфный столб до размеров зубочистки? Я, вот, с трудом представляю себе Венедиктова с топориком и перочинным ножом, который потратил неделю на то, чтобы совершить этот, в общем-то, тоже интересный труд, да?
А.Венедиктов― Может быть, всё впереди. Я не исключаю для себя ничего.
А.Невзоров― Может быть.
Л.Рябцева― Еще не пенсия.
А.Невзоров― Поэтому… Ну, вот, просто не представляет ни малейшего интереса. Часов не носил никогда вообще.
Л.Рябцева― Вы говорите, что у вас нет слабостей, но при этом вы курите.
А.Невзоров― Я считаю это необходимым.
Л.Рябцева― Чтобы что?
А.Невзоров― Ну, по ряду причин.
Л.Рябцева― Я не понимаю. Объясните мне.
А.Невзоров― Ну, во-первых, это очень полезно.
Л.Рябцева― Кому?
А.Невзоров― Ну, мне, в частности, и тем, кто имеет возможность дышать дымом тоже.
Л.Рябцева― Потому что?
А.Невзоров― Потому что… Вам прочесть длинную лекцию?
Л.Рябцева― Ну, хотелось бы. На 5 минут примерно.
А.Невзоров― Хорошо. Ну, если вас это так интересует. Вы знаете, что генетически каждый человек может носить в себе такие неприятные вещи как болезнь Альцгеймера, Пика, хорее Гентингтона и ряд еще других заболеваний. Установить их на ранних стадиях практически невозможно. То есть возможно, но надо делать трепанацию черепа, лезть в субстанцию (НЕРАЗБОРЧИВО), лезть в (НЕРАЗБОРЧИВО) структуры и выяснять, происходит ли там запрограммированный апоптоз клеток. Это может неизвестно чем кончиться – вы можете забыть собственное имя в процессе этих нейрохирургических манипуляций.
А.Венедиктов― Иногда бывает полезно.
А.Невзоров― Да. Но давайте теперь посмотрим, что такое никотин. Никотин, вот чтобы совсем просто, чтобы это можно было объяснить красивой девушке, не вдаваясь в сложную терминологию, он ингибирует действие моноаминооксидазы. То есть он замедляет губительные, переводя совсем на понятный язык, губительные реакции, ведущие к этому апоптозу клеток.
Не случайно при самом банальном Альцгеймере, если вы поведете родственника, у которого есть подозрение на подобного рода заболевание, поведете в поликлинику, первым делом сделают анализ крови на дефицит никотиновой кислоты.
И, вот, это не мои домыслы, это всё нормальная статистика ВОЗ. И это… К сожалению там или к счастью (я не знаю), это реальность. То есть мы видим, что никотин и здесь тоже действует благотворно. Я уж не говорю про суставы, не говорю про очень-очень многие вещи. Поэтому я курю, исключительно заботясь о собственном здоровье.
Л.Рябцева― Почему тогда нас дурят? Или почему и зачем создают эти стереотипы о том, что никотин, на самом деле, убивает, нежели помогает?
А.Невзоров― Ну, вы прикиньте, умнейшая Леся, прикиньте, до какой степени антиникотиновые компании являются сверхдоходным делом. Это антиникотиновые пластыри, электронные сигареты, наборы методик, наборы фармпрепаратов, это колоссальные гранты различных правительств. То есть антиникотиновая пропаганда – это гораздо более выгодное дело, чем, например, производство сигарет. И мы постоянно наблюдаем схватки этих концернов никотиновых, антиникотиновых.
Сейчас побеждают антиникотиновые силы, но всё опять изменится. Мы помним при каком-то вашем царе Алексее Михайловиче, если я не ошибаюсь, вырывали ноздри курильщикам, а потом пришел Петр Алексеевич и даже младенцам засовывал в рот трубки. Поэтому я думаю, что мы, курильщики, еще возьмем реванш за сегодняшний позор.
Л.Рябцева― Я объясню, почему я всё это спрашиваю. Потому что мне кажется, что у вас есть ответ на почти все вопросы. Мне кажется, что…
А.Невзоров― Нет, неправда. Я очень в очень многих вопросах я профан.
Л.Рябцева― Научных или бытовых?
А.Невзоров― И в том числе научных, конечно. И бытовых, и научных. Во многих-многих. Я абсолютно не прикидываюсь всезнайкой. Вы просто, скажем так, ведете разговор по тому руслу, которое мне достаточно привычно.
Л.Рябцева― Почему?
А.Невзоров― То есть я могу крупно осрамиться, если вы мне зададите вопрос, скажем так, из серьезных плоскостей фармадинамики или попросите меня сейчас вот так сходу расписать все формулировки неопределенности Гейзенберга.
Л.Рябцева― Это научные вопросы.
А.Невзоров― Это важнейшие вопросы. Все остальные вопросы являются абсолютной фигней.
Л.Рябцева― Я, все-таки, считаю, что у вас есть ответ почти на все бытовые вопросы, на всё то, с чем сталкивается человек вокруг себя.
А.Невзоров― Такие ответы есть у любого алкоголика на улице, у любого дурака.
Л.Рябцева― Я с вами не соглашусь. Но человек, который может 45 минут объяснять, почему полезно курить, мне кажется, значит, вы сидели и об этом думали.
А.Невзоров― Нет. Я просто хорошо знаю физиологию человека, я очень хорошо знаю мозг человека и хорошо представляю себе патологии и не патологии. И мне кажется, что вопрос о ингибировании оксидазы – это, скажем так, бытовой вопрос, который должен быть абсолютно понятен и известен любому.
Л.Рябцева― Но вас окружают тупые люди тогда, по вашему.
А.Невзоров― Меня не окружают тупые люди, меня окружает несколько потрясающих людей…
Л.Рябцева― А все остальные?
А.Невзоров― А со всеми остальными не общаюсь.
А.Венедиктов― Но они же окружают.
А.Невзоров― И хрен с ними – это их проблемы.
А.Венедиктов― Это была программа…
А.Невзоров― К тому же они меня не сильно беспокоят. Вот, знаете, как Чарли Чаплин, да? Его спрашивают «А как ты взял в плен семерых?» — «Я их окружил».
А.Венедиктов― Это была программа «Сбитый фокус» с Александром Невзоровым. Леся Рябцева, Алексей Венедиктов. Спасибо.
Л.Рябцева― До свидания.
А.Невзоров― До свидания.