Эмоциональные и идеологически отягощенные оценки советской политики в Афганистане в 1980-е годы преобладают и сегодня, спустя почти три десятилетия после завершения афганской кампании.
Иррациональность действий выжившего из ума Политбюро ЦК КПСС и идеологически мотивированный экспансионизм привели к советскому поражению в бессмысленной афганской авантюре — так описывают ту войну большинство постсоветских СМИ.
Но доступные факты и цифры заставляют усомниться в таких заявлениях.
Давайте взглянем на контекст событий тех лет и сравним их с аналогичными ситуациями других времен и стран. Это позволит понять, обоснованны ли некоторые мифы про афганскую войну СССР.
Пишу многое по памяти, потому даю иногда только приблизительные данные и субъективные аргументы из личного опыта.
1. Афганистан имел и имеет большое значение для мира
Значение Афганистана самого по себе в международной политике всегда было и остается ограниченным.
Малоблагоприятное географическое положение, рельеф и слаборазвитая транспортная сеть надежно изолировали его от мира. Даже провинции этой страны были слабо связаны между собой в конце 1970-х. Отсталое сельское хозяйство и фактически несуществующая промышленность, неграмотное и малограмотное население были закономерными следствиями и причинами этому.
Разведанные месторождения полезных ископаемых — сравнительно невелики, пара более крупных месторождений является малосуществеными исключениями.
Но в любом случае их переработка на месте невозможна ввиду отсутствия предприятий и обученных кадров, а экспорт в большинстве случаев (за исключением отдельных, особо ценных минералов) — чрезвычайно сложное дело.
Очень трудно их вывезти — фактически Афганистан не только лишен выхода к морю, но и не присоединен к железнодорожной сети соседних государств (в самой стране железная дорога существует только символически — продленный узбеками кусок железной дороги советского времени от Хайратона далее к важному североафганскому городу Мазари-Шарифа и несколько километров из Туркменистана протянуто до приграничного афганского городка).
Более того, натянутые отношения Кабула с Пакистаном (а они такими оставались, лишь с некоторыми перерывами, почти с самого момента возникновения Пакистана) и международная изоляция Ирана с конца 1970-х сделали единственно реальным путём экспорта афганских ископаемых северный советский/российский маршрут (теоретически возможен еще маршрут через Туркмению, но история попыток прокладки того же транскаспийского трубопровода показывает, что пока об этом маршруте можно говорить лишь в теории).
Но Москва не заинтересована в том, чтобы пропускать на рынок афганские полезные ископаемые, аналогичные тем, которые добывает и продает сама.
В результате самым реальным покупателем для Афганистана выглядит Китай, но он даже сегодня имеет проблемы с налаживанием коммуникации с Афганистаном — ибо в западном Китае находятся самые высокие горы мира, а маршрут из Китая через Пакистан остается рискованным из-за кашмирской проблемы.
В 1970-х и 1980-х гг. Китай вообще был лишен всяческой возможности экономической эксплуатации Афганистана.
Геополитическое значение Афганистана иногда обосновывают ссылаясь на Хэлфорда Макиндера, но забывают, что Макиндер, говоря о важности этой страны, в качестве одной из причин приводил исторически доказанную возможность вторжения в Британскую Индию через Афганистан.
Поэтому ссылки на Макиндера сегодня иначе как ритуалом не назовешь. Аргументации, которой он пользовался, больше не существует.
В 1970-е и 1980-е гг. Афганистан имел узкостратегическое значение для СССР (как возможная база для подрывных операций в советской Средней Азии) и для США (по той же причине).
2. Советский Союз дестабилизировал Афганистан
СССР во второй половине ХХ века обычно выступал за сохранение существовавшего в Кабуле режима — любого, способного контролировать свою территорию.
Как отмечалось выше, Афганистан не имел особого экономического значения для СССР. Стабильная торговля между странами существовала, но для СССР она не имела сколь-нибудь заметного значения.
Москва, конечно, осуществляла ряд крупных проектов (вроде строительства тоннеля на Салангу или развития промышленной базы Афганистана), но это было скорее стремлением обеспечить дружелюбный нейтралитет Кабула и предотвратить еще более катастрофическое отставание этой сопредельной страны в развитии со всеми возможными негативными последствиями для сопредельных районов СССР.
Страна имела значение для СССР прежде всего как сосед советских среднеазиатских республик.
Фактически, Афганистан и советские Таджикистан и Узбекистан (в меньшей степени Туркменистан) представляли собой в историческом отношении «соединенные сосуды» — условно говоря, подъем жидкости в одном сосуде вел к подъему ее и во втором.
Советские военные помнили опыт басмаческого движения, которое продолжалось в советской Центральной Азии до тех пор, пока имело базу за рубежом — в Афганистане (и в гораздо меньшей степени — в Иране).
Поэтому Москва столь чутко реагировала на любые проявления дестабилизации Афганистана, не говоря уже о превращении его во враждебную советскому государству базу.
В конце 1920-х СССР не остановился даже перед прямой военной интервенцией сухопутных и военно-воздушных сил в Афганистане (которой командовал известный украинский красный командир Виталий Примаков).
В 1970-е гг. дестабилизация Афганистана началась со свержения монархии одним из родственников короля и бывшим премьером Мухаммедом Даудом в 1973 г.
Несмотря на формальное провозглашение республики, новый глава Афганистана создал режим личной власти и ликвидировал довольно свободный политический режим последних лет королевского правления.
СССР тем не менее продолжает работать с Даудом и советские официальные публикации описывают правление Дауда отчасти положительно, а вот следующее за ним правление фактически коммунистов — фракции «Народ» Народно-демократической партии Афганистана — изображают скорее как эпоху кровавого террора (см. например «Историю Афганистана» под ред. Ганковского).
Дауд был свергнут в результате военного переворота («Саурской революции»), организованного фактически без участия Москвы квази-коммунистической Народно-демократической партией Афганистана (НДПА) в апреле 1978 г., но не стоит торопиться объявлять победу НДПА — или скорее ее фракции «Народ» — победой СССР.
3. Афганскими коммунистами дирижировал Советский Союз
Афганских коммунистов можно обвинять во всем чем угодно, кроме марионеточности и покорности Москве.
В этом смысле НДПА напоминает другие примеры национального коммунизма (типа Северной Кореи или Вьетнама), а не государства Восточной Европы. Саурская революция в очередной раз это подтвердила.
Красная Москва вообще не любила перевороты. Союзные СССР коммунисты приходили к власти обычно в условиях присутствия в том или ином государстве Советской армии.
Кустарные попытки аборигенных коммунистов совершить где-то переворот без советской армии обычно встречали если не сопротивление, то осуждение Москвы.
Недаром в 1955 году товарищ Мао Цзэдун во время визита в Германскую Демократическую Республику жаловался товарищу Вальтеру Ульбрихту: «95 процентов революций в мире не состоялись по вине Коминтерна».
Есть основания полагать, что например иранские коммунисты в 1951-53 гг. имели отличные шансы взять власть. В условиях экономического коллапса и бездействия популистского правительства Моссадыка после национализации нефти коммунисты были не только самой массовой, но и единственной действительно дисциплинированной силой.
Более того, они имели военную организацию, по делу которой в 1954 г. на скамье подсудимых оказалось более 400 офицеров (огромная цифра учитывая размеры тогдашнего иранского войска).
Но их беда была в том, что иранские коммунисты слишком слушали Москву и ничего не делали, пока в августе 1953 г. немощного Моссадыка не свалила — со второй попытки! — пара десятков уволенных офицеров и толпа люмпенов — которым помогли организоваться оперативники британской и американской спецслужб.
Афганская Саурская революция в апреле 1978 г. свергла самопровозглашенного президента Мухаммада Дауда.
Он был скользким политиком, постоянно колебавшимся в своих гешефтах с Советами, а однажды прославился тем, что выскочил из кабинета Брежнева без прощания — но Москва была готова это терпеть.
В результате Саурской революции к власти — через какое-то время — пришла не столько НДПА, сколько ее аборигенная фракция «Народ», отличавшаяся пуштунскостью, радикальностью и более самостоятельной линией.
Москве была куда более симпатична фракция НДПА «Знамя» — таджикская, более послушная и умеренная. НДПА была склеена из двух фракций — «Народ» и «Знамя».
Когда вожди «Народа» начали в стране радикальные социальные преобразования, Советы отнеслись к ним чрезвычайно настороженно, наверняка подозревая китайские маоистские козни, а с другой стороны, не имея особой заинтересованности в сомнительном коммунистическом проекте в экономически малоразвитой стране.
«Народовцы» провозглашали радикальную аграрную реформу, боролись с духовенством и заклеили всю страну коммунистическими символами и лозунгами.
Масштабы их идеологического радикализма представить сейчас трудно — однако даже в аполитичном филологическо-литературном «Квартальнике пушту» (так сказать аналоге журнала «Беларуская мова і літаратура ў школе») в летнем номере 1979 г. четверть номера — это речи партийных вождей о борьбе с империализмом.
«Народовцы» развернули и массовые политические репрессии. Страна начала выходить из-под контроля.
По состоянию на июнь 1979 г. афганское правительство НДПА контролировало только пять из 29 провинций края, а террористическая активность — со стороны не только (или не столько) исламистов, сколько левацких группировок достигла такого размаха, что в феврале 1979 г. посреди Кабула был похищен и застрелен посол США.
Фактически, своевольные афганские коммунисты нарушили баланс сил (и только на первый взгляд — в пользу СССР, поскольку СССР такой «пользы» похоже совсем не хотел) в регионе и создали возможность для США отомстить Советам за Вьетнам.
Уже за несколько месяцев до ввода советских войск, летом 1979 г., начинается американская помощь афганским исламистам (что признал, например, Бжезинский и описал Стивен Колл в «Ghost Wars»).
По состоянию на осень 1979 г. перед Москвой стоял невеселый выбор. Или вмешаться, или оставить дела как они есть.
Вмешаться — значит начать войну за сомнительное по своей ценности достояние.
Оставить дела на самотек — значит уже завтра на сотнях километров южной границы СССР возникнет ситуация кровавого хаоса, а послезавтра левых радикалов в Кабуле свергнут либо исламисты (люди вроде Зия-уль-Хака, который на днях свергнул избранное правительство Пакистана и начал вводить шариат), либо проамериканское крайне правое правительство, которое начнет яростные антикоммунистические репрессии, поставит американские военные объекты — хорошо если не ракеты — на границе СССР (а иранское революционное правительство как раз закрыло американские станции прослушивания в Иране) и выбросит советские проекты из страны.
Или исламисты, или просто радикально правое проамериканское правительство несомненно начнут подрывную деятельность в советской Средней Азии (гражданская война в Таджикистане 1990-х гг. с участием афганских моджахедов — и материалами, и идеями, и людьми — доказала, что это не были пустые инсинуации).
Поэтому Политбюро выбирало между меньшей и хоть немного более «чистой» войной в Афганистане сегодня или большой «грязной» войной завтра на собственной территории.
Глядя с позиций нынешнего мира, оно сделало оптимальный выбор из двух плохих вариантов.
При этом Москва до последнего оттягивала ввод войск.
Марк Галеотти в своей книге «Afghanistan: The Soviet Union's Last War» перечисляет 21 обращение афганского руководства за советские войска к Москве.
Афганское правительство НДПА-Народ, от которого исходили эти обращения, на тот момент имело признание международного сообщества, в том числе США.
Правовые рамки для ввода войск существовали на основе советско-афганского соглашения 1978 года и статьи 51 Устава ООН о самообороне.
И тем не менее, войска были введены не тогда, а позже и во много худших условиях.
Надо полагать, Москва действительно до последнего хотела найти другое решение, и говорить о желающих начать авантюру «стариках» в Политбюро не приходится.
4. Советский Союз начал авантюру, желая дойти до «теплых морей»
Во-первых, нет оснований говорить, что такой «генеральный план» экспансии на Юг существовал.
Во-вторых, даже если допустить его существование не как документа, но как концепции или идеи, то надо сказать, что это был бы очень странный способ идти к теплому морю, особенно обращая внимание на контекст времени и имеющиеся альтернативы.
Ведь у СССР в конце 1970-х были куда лучшие варианты.
После революции 1979 г. в Иране начался длительный период политического противостояния между различными политическими силами.
СССР надеялся на то, что в итоге победу там получит союзник Москвы — самая многочисленная компартия ближневосточного региона — Народная партия Ирана.
Она имела на то хорошие шансы — в условиях дезорганизации госаппарата и террора, начатого левыми и исламистскими организациями, иранские коммунисты имели массовые организации и специальную военную организацию.
Даже после разгрома 1983 г. у Народной партии оставались свои люди в армии, а сотни членов партии, сбежавшие в СССР, аж до конца 1980-х оставались под пристальным контролем своих парторганизаций, чтобы в благоприятный момент вернуться в Иран и совершить новую революцию.
В случае победы Народной партии и ее союзников (а это не выглядело на тот момент для Москвы таким уж фантастическим вариантом) СССР получил бы прямой выход к теплым морям.
Более того, Иран имел уже соответствующую портовую инфраструктуру (не только такие замечательные порты Персидского залива, как Бандар-Аббас или Бушер, но и уже готовые к 1983 г. первые пирсы более глубоководного порта Чабахар в Оманском заливе — с прекрасным выходом в Индийский океан), отличную (в сравнении с Афганистаном) сеть дорог, и даже железную дорогу, соединявшую советскую границу с Персидским заливом.
Оккупировав же Афганистан, Советский Союз выходил не к теплым морям, а всего лишь на границу с Пакистаном.
Причем даже до границы с Пакистаном еще надо было добираться через неразвитую афганскую дорожную сеть и неблагоприятный рельеф.
В начале 1980-х на Западе активно муссировалась тема того, что Москва в своем движении к теплым морям, захватив Афганистан, будет мобилизировать для своих целей левонационалистическое движение в пакистанском Белуджистане.
Подчинить весь Пакистан Советы не могли из-за отсутствия политических предпосылок — тамошние коммунисты были слабы, а левые популисты из Пакистанской народной партии во главе с З.А.Бхутто (всегда более близкие к маоистскому Китаю) были разгромлены в результате установления в 1977 г. военной диктатуры Зия-уль-Хака с четкими исламистскими симпатиями.
Действительно, от Пакистана только что, в 1975 г., отделилась (при помощи Индии) бенгальская часть страны, где возникло независимое государство Бангладеш.
Но масштабы движения за независимость в Белуджистане были несравнимы с бенгальскими, а самое главное —
даже в случае успеха, создав социалистический Белуджистан, Москва получила бы только клочок пустой, безжизненной земли
— без коммуникаций, без экономически важных ресурсов и производственной базы, без портовой инфраструктуры (пакистанский глубоководный порт Гвадар в провинции Белуджистан сегодня еще только достраивают).
Получив столь сомнительный выигрыш как выход к теплому морю через Афганистан и Белуджистан, Москва — еще даже не воспользовавшись обретенным — уже ввязалась бы в крупномасштабный конфликт и тут же потеряла бы добытый выход к морю — ведь даже обеспечивать свои и союзные войска в Белуджистане ей пришлось бы или через сложный вариант перебрасывания людей и грузов через горы при помощи военно-транспортной авиации или через опору на ненадежную помощь со стороны Индии.
Одним словом, вариант с выходом к теплому морю через Афганистан выглядел и малоисполнимым и вел к сомнительным результатам.
Нет оснований полагать, что Кремль этого не осознавал.
5. Советский Союз не знал страны
СССР, по мнению тогдашних западных публикаций, присутствовал в 1960-е и 1970-е гг. в Афганистане как никакая другая держава.
Советские афганисты еще с 1930-х гг. серьезно занимались исследованиями Афганистана, в том числе, южной его части.
Можно привести множество разнообразных примеров, доказывающих это, но одним из хороших показателей фундаментального подхода является состояние лексикографии — ведь словари, в отличие от политических исследований, составляют многие годы.
Лучший большой переводной словарь пушту — афганско-русский, составлен Мартиросом Аслановым в середине 1960-х. Он не только актуален до сего дня, но имеет себе буквально пару аналогов по качеству и объему на Западе, он и сейчас используется при составлении переводных словарей для пушту, даже английских (примером может быть Pashto-English Zeeya Pashtoon 2009 г., Dunwoody Press).
Москва, несомненно, наделала много ошибок в Афганистане (хорошей иллюстрацией некоторых заблуждений служит книга советского афганиста Александра Давыдова «Афганистан. Войны могло не быть»).
Но нельзя сказать, что её основанное на экспертных оценках понимание ситуации в стране очевидно было качественно худшим по сравнению с пониманием афганской ситуации западными государствами сегодня.
Как можно оценить то, что ВВС рассказывает на полном серьезе, что аль-Каида и Талибан разделяли одинаковое видение фундаменталистского ислама?
Создатели аль-Каиды — выходцы из состоятельных арабских кругов, образованные в современных университетах, имели глобальные задачи и принадлежали к поколению, лет на десять старше костяка Талибана — по сути провинциальных афганских консервативных мулл, заинтересованных исключительно в Афганистане и образованных в периферийных медресе.
6. Советский Союз залил страну кровью, своей и чужой
Потери СССР в войне были очевидно меньше потерь США во вьетнамской войне, которая по своим масштабам и продолжительности вполне сравнима с афганской войной СССР. Советы потеряли убитыми немного более 15 тысяч, США — 58 286.
Действительно, питерский профессор Владимир Сидельников полагает, что в эту цифру не вошли умершие после эвакуации на территорию СССР.
Но и американская цифра 58 286 включает в себя только killed in action и non-combat deaths, то есть не включает умерших от ран позже — а потому вполне корректно сравнивать ее с вышеупомянутой цифрой советских потерь.
Почти 39 тысяч советских солдат были ранены, тогда как в Вьетнаме было ранено более 153 303 американских солдата.
Несмотря на определенные недостатки в материальном обеспечении, 93% советских раненых получало первую медицинскую помощь в течение первого получаса, а специализированную помощь — в течение шести часов после ранения (цифра приведена у Марка Галеотти, с. 67).
Поэтому невозможно говорить о безрассудном отношении к жизни советских солдат.
Потери афганского гражданского населения, несомненно, составили значительно большую цифру. Однако из-за отсутствия более-менее серьезной статистики по численности населения Афганистана перед войной, оценить потери невозможно.
Дело в том, что перед войной численность населения стала как-то предметом упорного спора между ООН и афганским правительством.
Первая настаивала, что афганцев около 10 млн, последнее говорило о 20 млн. Сошлись примерно посередине.
Спор был вполне практического характера, речь шла об определении ВВП на душу населения и о праве Афганистана на всяческие преференции как страны с низкими доходами.
В отличие от американской войны во Вьетнаме, СССР в Афганистане не использовал боевых химических средств (все утверждения об этом никогда впоследствии не были подтверждены какими-либо доказательствами), а также смог обеспечить относительно высокую дисциплину в войсках.
По сообщению ТАСС за 28 ноября 1989 г. за преступления во время прохождения военной службы в Афганистане было осуждено к тюремному заключению 2540 военнослужащих — немного, учитывая размеры военного присутствия.
Практиковалась и смертная казнь за тяжкие преступления, в том числе, против афганского населения (напомню, после знаменитой — хотя и не самой большой — резни в вьетнамском селе Сонгми американский офицер Уильям Келли отсидел страшный срок — 3,5 года домашнего ареста, оказавшись единственным наказанным за злодеяние).
Советский контингент в Афганистане в целом был подконтролен командованию.
Во времена перестройки либеральные СМИ и интеллектуалы сделали тему военного присутствия в Афганистане одним из доводов преступности советского режима.
Вместе с тем, они не смогли доказать ни одного серьезного эпизода зверств или брутальности, каким бы не занимались до того соответствующие органы.
В частности, Андрей Сахаров исключительно голословно утверждал, что советские войска уничтожали своих солдат, когда тем угрожал плен.
Важно обратить внимание и на региональные последствия афганской кампании СССР и вьетнамской войны США.
Вашингтон пошел во Вьетнаме на расширение боевых действий на соседние страны (Камбоджу и Лаос, по территории которых несомненно перемещались вьетнамские коммунистические силы).
Результатом были огромные людские потери, дестабилизация обеих стран, геноцид в Камбодже (осуществленный антисоветским правительством, которое США поддерживали даже некоторое время после его свержения), победа коммунистических повстанцев в Лаосе и, в конце концов, полная коммунизация всего Индокитая до конца 1970-х.
СССР воздержался от расширения зоны боевых действий на соседний Пакистан, несмотря на крупномасштабное участие пакистанских военных в диверсионно-партизанской борьбе на территории Афганистана, использование Пакистана в качестве базы афганской оппозицией и отчетливо враждебном отношение Пакистана к СССР и Афганистану.
Даже после организации с участием пакистанской разведки рейда афганских партизан на территорию Таджикской СССР, Москва воздержалась от мести.