...Я не помню маэстро Чобана. Точнее, был 1978 год и был такой чернявый медлительный мальчик, который смотрел на меня неподвижным змеиным глазом, а я на сцене актового зала играю предперестроечный rock-n-roll, будучи участником в школьной группе с декадентским названием Sad Lion (Как сказал другой эмигрант и декадент Коля Фиртич, ныне американский художник и профессор по русскому авангарду, - Sad Lion это вкайф музон...). Про музон не знаю, но Чобан - давно не самый самый бедный на Руси архитектор и в этом жестком бизнесе реально рулит. Приобрела ли благодаря его энергии и способностям что-нибудь русская архитектура - это из всех возможных самый идиотский вопрос и я не буду задавать его читателю.
Потому что с тех пор, как усилиями прогресса и строительных технологий ДОМ превратился в АВТОМОБИЛЬ, архитектура закончилась, а все таланты и тщания современных зодчих направлены не на пластические идеи и их выражения, а на маркетинг, промоушинг и непритязательную промграфику. Так в советской академической изобразительной школе называлось самое прикладное из всех благородных искусств - фантики, этикетки и значки. Мастер Каморки
Первое, что делает Сергей Чобан, усевшись за столик, — не глядя в меню, заказывает бокал красного вина. В Москве 10 вечера, и в кафе на встречу с Forbes он приехал прямо из аэропорта — надо немного расслабиться. Глава берлинского архитектурного бюро NPS Tсhoban Voss прилетел из Казани, где работал над проектом, а утром он уже отправляется в Лондон. Кризис на рынке недвижимости, похоже, никак не сказался на плотном графике работы самого известного за пределами России российского архитектора. «Нам повезло, — говорит Чобан. — Большинство наших крупных проектов продолжают реализовываться, [из-за кризиса] приостановлены только два-три. Не могу сказать, что на деятельности нашего офиса как в Берлине, так и в Москве это как-то отразилось».
В 1990-е, уехав из России, Чобан завоевал себе имя в Германии (Tchoban в длинном названии бюро — немецкая транслитерация фамилии архитектора), а затем, когда строительство стало в России многомиллиардным бизнесом, вернулся и конвертировал европейскую славу в поток заказов и гонораров. Он спроектировал по заказу Mirax Group самый высокий на сегодняшний день столичный небоскреб — башню «Федерация», проектирует для девелоперского подразделения ВТБ два крупных комплекса офисных зданий в Санкт-Петербурге — «Набережная Европы» и «Невская ратуша». Площадь каждого из них равна небольшому району, и построят эти ультрасовременные здания в городе, который так гордится своим бережным отношением к исторической среде.
 |
«Если бы вы знали, сколько неудач приходится на одну удачу», — рассуждает Чобан, вертя в руках бокал. Высокий сорокасемилетний брюнет, он внимательно смотрит на собеседника поверх очков без оправы и непривычно часто употребляет в речи слово «экзистенциальный». На самом деле «неудачи» — это не более чем фигура речи: невыигранных конкурсов, остановленных проектов в России у Чобана единицы.
Чобан уехал в Германию через год после распада СССР. Выпускник Ленинградского академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина, он довольно долго занимался скучной архитектурной поденщиной вроде проектирования петербургской Школы детского творчества и интерьеров Московского дома моды. В 1990 году, на волне интереса Запада ко всему, связанному с перестроечной Россией, ему удалось организовать в Германии две выставки своих «бумажных» проектов. Это решило его судьбу: Чобана оценили в гамбургском архитектурном бюро Nietz, Prasch, Sigl, которое предложило тридцатилетнему русскому работу. Пришлось засесть за учебники немецкого языка и строительное законодательство ФРГ.
Nietz, Prasch, Sigl проектировало гостиницы, бизнес-центры, торговые комплексы и театры. Проекты шли конвейером. Уже через три года Чобан вошел в число партнеров, а в 1996-м гамбургское архитектурное бюро назначило его директором своего главного — берлинского — филиала. Здесь Чобан сумел выполнить несколько проектов, которые и сделали его знаменитым: он заметно изменил облик восточноберлинской площади Александерплац, реконструировав стоящий на ней конструктивистский торговый центр 1929 года Berolinahaus и построив рядом девятизальный кинотеатр Cubix, самый большой в восточной части города — первое новое здание, возведенное на площади с момента объединения Германии. Бюро Nietz, Prasch, Sigl за несколько лет превратилось в NPS Thoban Voss — фамилии трех основателей бюро сложились в скромную аббревиатуру NPS, уступив место новому поколению (архитектор Эккерхард Фосс — ровесник Чобана).
Телефон на клочке бумаги изменил судьбу архитектора
К началу 2000-х Чобан построил в Берлине несколько десятков зданий, но первый же его российский проект перекрыл их все. В 2002 году эксцентричный девелопер Сергей Полонский получил разрешение построить в Москве 300-метровый небоскреб башни «Федерация». Предпроектные работы на площадке вела творческая мастерская московского института «Моспроект-2» — главного архитектурного учреждения столицы, но Полонский со свойственной ему прямотой объявил руководителю мастерской Александру Асадову, что для проектировки самого здания в его услугах не нуждается. «Полонский — это человек, которому никто не может ничего советовать, — говорит Григорий Ревзин, архитектурный критик, специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ». — Он знал тогда мало архитекторов и искал, кто может построить небоскреб».
Уходя, Асадов написал Полонскому на клочке бумаги телефон Сергея Чобана, с которым познакомился незадолго до того в Берлине. Благодаря этому клочку бумаги Чобан оказался единственным «русским» участником конкурса на проектирование башни — двумя другими были франкфуртское архитектурное бюро Novotny Mahner Assoziierte и французское Valode & Pistre (французы потом прижились в России: они много проектируют для девелоперских проектов миллиардера Виктора Вексельберга).
Силуэт башни «Федерация» Чобан придумал в самолете, летевшем из Вьетнама. (Он потратил 18 часов на дорогу в Юго-Восточную Азию и обратно лишь для того, чтобы выяснить, что его проект здания вьетнамского парламента не победил на конкурсе.) Ему, как он признается, очень хотелось вернуться в Россию в качестве архитектора: «Я видел, что заказчики, объемы рынка недвижимости, цены уже таковы, что можно реализовывать более интересные и, что греха таить, более дорогие объекты». Чтобы увеличить свои шансы, он пригласил в партнеры по «Федерации» немца Петера Швегера, за плечами которого уже было несколько небоскребов. До финала конкурса добрались проекты Чобана — Швегера и Novotny Mahner, но победил Чобан. Башня была пилотным проектом Москва-Сити, так что выбор архитектора был не только за Полонским, но и за московскими властями. И тут, как утверждают собеседники Forbes, знакомые с московскими градостроительными обычаями, решающую роль могло сыграть то, что Чобан был единственным «русским» участником конкурса, хотя и выступал как руководитель германского архитектурного бюро.
Помимо крупного заказа сотрудничество с Полонским принесло Чобану славу на родине: он стал объектом раскрутки мощной пиаровской машины группы Mirax Сергея Полонского и буквально за несколько месяцев превратился из известного только профессионалам берлинского архитектора в настоящую звезду.
Столичные знакомства помогли бизнесу
Чобан давно не чужак в московском архитектурном сообществе. По данным Московской регистрационной палаты, партнером Сергея Чобана по зарегистрированному в столице архитектурному бюро «Сергей Чобан и партнеры» одно время выступал Владимир Остапенко, глава одной из творческих мастерских (№4) института «Моспроект-2» и заместитель по градостроительству главы этого института Михаила Посохина. Непосвященным это название говорит немного, а между тем «Моспроект-2» — более чем влиятельная организация, решающая, какое будущее здание соответствует градостроительной политике Москвы, а какое нет. Руководитель мастерской «Моспроекта-2» — не столько архитектор, сколько городской чиновник. «[Остапенко] руководит мастерской, которая занимается градостроительными линиями исторического центра города. Поэтому если речь идет о реконструкции центра, координация с мастерской №4 необходима», — признает Чобан.
И он, и сам Остапенко категорически отрицают, что являются партнерами по бизнесу сейчас, хотя признают, что в прошлом такой союз был. «Когда меня назначили заместителем генерального директора по градостроительству, — рассказывает Остапенко, — мы с Сергеем решили, что правильнее мне, во избежание пересудов, выйти из частного бизнеса. Хотя по закону это не запрещено». Остапенко является автором градостроительной части нескольких важных московских проектов Чобана — например, масштабной реконструкции микрорайона на Сретенке в рамках проекта Chelsea компании RGI Group девелопера Бориса Кузинца.
Так что в Москве у Чобана был правильный партнер. А его петербургского партнера Евгения Герасимова пресса и вовсе называет «местным Посохиным». Мастерская Евгения Герасимова, спроектировавшая много объектов для группы ЛСР родственника вице-губернатора Петербурга Андрея Молчанова, имеет крепкие контакты с мэрией. «Конечно, Чобан мог бы справиться сам, — говорит Герасимов, — но… удобней решать питерские проблемы питерскими людьми». О каких проблемах идет речь?
Огромный деловой комплекс «Невская ратуша», состоящий из нового здания администрации города и нескольких офисных корпусов, запроектирован неподалеку от Смольного, где по нормам петербургской градостроительной «конституции» — высотного регламента — нельзя строить здания выше 42 м. Проектировщика «Невской ратуши» определяли на конкурсе, все участники которого этот пункт регламента выполнили. Все, кроме Чобана и Герасимова, которые замахнулись на постройку с прозрачным куполом высотой 55 м.
«Это не доминанта, а небольшой всплеск, — терпеливо объясняет Чобан. — Ратуша — это же крупное общественное здание». Идею построить здание выше регламента заказчик поддержал с удовольствием. «Я считаю, что нормально, когда городская администрация возвышается над окружающей застройкой», — говорит Александр Ольховский из «ВТБ-Девелопмент», девелоперского подразделения государственного банка ВТБ, которое будет строить «Невскую ратушу». Чобан и Герасимов не просто выиграли конкурс: на специальном заседании градостроительного совета власти Петербурга приняли новые правила землепользования и застройки, в соответствии с которыми допустимая высота строительства в районе увеличилась ровно до нужной им величины — 55 м.
В другом проекте Чобана и Герасимова для «ВТБ-Девелопмент» — квартале «Набережная Европы» (застройка промзоны напротив стрелки Васильевского острова) — тоже есть исключение из правил. Дворец танца Бориса Эйфмана, расположенный в новом квартале, превысит высотный регламент района на 12 м. Слишком много? Но архитектурные критики и коллеги утверждают, что проект Чобана — Герасимова был действительно лучшим. «Мы не можем говорить, что все памятники были созданы в XVIII–XIX веке, — убежден Чобан. — Каждая эпоха должна создавать свои памятники».
Конечно, застройщики часто возводят высотные здания не столько из стремления увековечить свое имя архитектурным памятником, сколько из желания «выжать» из имеющегося участка максимум коммерчески полезных площадей. «Вина за нарушение законодательства в первую очередь лежит на властях города, во вторую — на инвесторе, и только в третью — на архитекторе», — полагает Александр Марголис, генеральный директор Фонда спасения Петербурга (главным объектом его критики стал проект «Охта центра» — 396-метровая зеркальная башня, в которую собирается переехать «Газпром»). «Архитектор должен взвешивать все на весах своей совести, — продолжает Марголис, — у него всегда есть выбор: он может просто отказаться делать проект».
Чобан стоит в два раза дороже московских коллег
Московские и берлинские проекты принесли Чобану около десятка аритектурных премий и побед на конкурсах, о нем благожелательно отзывается и российская, и немецкая архитектурная пресса, он издает собственный архитектурный журнал Speech. По словам Сергея Лазарева, президента и совладельца девелоперской компании KFS-Group, покупатели квартир за несколько миллионов долларов хорошо реагируют на имя Чобана. Во сколько он обходится заказчикам? По данным участников рынка, гонорары Чобана хоть и недотягивают до уровня мировых звезд вроде Нормана Фостера или Захи Хадид, но до кризиса могли раза в два превышать гонорары московских архитекторов.
Гонорар архитектора состоит из нескольких частей. Концепция проекта, которую в самом начале должен принять заказчик, стоит $4–10 за кв. м будущей площади. Следующая стадия — проект, то есть документы, которые должны не только понравиться заказчику, но и пройти государственную экспертизу. На основе прошедшего экспертизу проекта готовится рабочая документация, по которой строители будут возводить дом. Проект и рабочая документация — это минимум $60–70 с квадратного метра. С проекта типа башни «Федерация»» или «Невской ратуши» выплаты могут составить $20–30 млн, но эти деньги частично уходят на оплату специалистов — проектировщиков инженерных систем, конструкторов и т. п. Оборот своего бизнеса Чобан оценивает в €6–7 млн в год, а его личный доход «исчисляется сотнями тысяч евро» до налогов.
Но это регламентированная рынком оплата проектирования общественных зданий. Есть еще строительство особняков, где не проводится никаких тендеров и где гонорар является предметом договоренности архитектора и заказчика и может быть никак не «привязан» к размеру постройки. Это может показаться странным, но частных домов Чобан почти не строит. Опрошенные Forbes эксперты и знакомые архитектора утверждают, что в России он построил всего четыре особняка — в окрестностях Петербурга. «У нас архитекторы, которые короли частного рынка, не вышли на городское проектирование, и наоборот, — объясняет Григорий Ревзин. — Два эти рынка не пересекаются. Вот Дмитрий Величкин, например, у него около 60 больших частных домов по 2000 кв. м и ни одного городского здания».
Несмотря на то что и в городе, и в поместье частный заказчик — богатое и влиятельное лицо, архитектор с именем при прочих равных предпочтет работать над городским зданием, добавляет архитектурный критик Николай Малинин. «В городе есть исторический контекст, власти и какое-никакое общество, — объясняет он. — На всем этом можно попробовать сыграть. А когда строишь частный дом за пятиметровым забором, у тебя один царь — заказчик». А с такими царями не всегда легко поладить.
Имея широкий круг клиентов, бюро спокойно переживает кризис
Чобан не любит говорить о своих частных проектах, для него эта тема табу. С каждым заказчиком он подписывает соглашение о конфиденциальности. Как-то раз один из партнеров Чобана, немецкое бюро Meuser Architekten BDA, опубликовало проект его питерской работы «Вилла на берегу Финского залива» в архитектурном журнале — без указания места постройки и имени заказчика. Контракт был немедленно разорван. Последствия могли быть куда более серьезными. Как утверждают источники Forbes из архитекторского сообщества, причина тотальной секретности взаимоотношений архитекторов и заказчиков на рынке дорогих особняков в том, что архитектор обладает довольно полной информацией о системе безопасности дома, а заказчики очень нервно относятся к сохранности этой информации.
«Я видел только пару проектов, — говорит о работах Чобана для частных заказчиков Ревзин, — по сравнению с Германией, то, что он делал для России, понтовитее, дороже по материалам, по исполнению. Это совсем дорогие вещи, где-то по $15 000–20 000 за кв. м в строительстве. Если это построено так, как он это проектировал, то это, конечно, роскошнее, чем то, что он делал для Берлина».
Экономический кризис больно ударил по строительной отрасли, а вместе с ней и по архитектурным бюро, даже самым известным. Иностранные звезды, Норман Фостер и Эрик ван Эгераат, свернули проекты в Москве: у всех заказчиков кончились деньги, а у одного из крупнейших, Шалвы Чигиринского, возникли серьезные проблемы с властями, и он скрылся в Лондоне. Российским знаменитостям не легче. Архитекторы из бюро Алексея Воронцова (известен московским велотреком и «Наутилусом» на Лубянке) рассказывают, что им давно уже не платят, потому что заказчик прекратил финансирование их главного проекта — подмосковного района элитной застройки «Рублево-Архангельское». Сергей Скуратов, архитектор самых известных домов Остоженки и небоскреба «Дом на Мосфильмовской», сократил штат своей мастерской на треть.
А что же Чобан? Он сократил в российских офисах 15% сотрудников. В работе — офисный комплекс на Озерковской набережной в Москве для AFI Development израильского диамантера и большого друга московских властей, миллиардера Льва Леваева. Проект давно запущен, и деньги выделены. Идет работа над дорогим клубным жилым домом в Гранатном переулке — одним из партнеров строительства там выступает компания «Интеко» супруги московского мэра Елены Батуриной, причем стройка профинансирована кредитом Сбербанка, который гасится по схеме «продали квартиру — отдали часть долга». Осуществляется проект офисных зданий газовой компании «Новатэк» и девелоперской MR Group, которая продает офисы так же, как иные застройщики квартиры — мелкими площадями, начиная со стадии «котлована», и поэтому чувствует себя в кризис лучше конкурентов. Чобан до кризиса не сосредотачивался на обслуживании одного-двух клиентов, и это позволило ему снизить риски.
Он по-прежнему за одну неделю может побывать в Берлине, Казани, Нижнем Новгороде, Москве и Лондоне и успевает проводить выставки. Архитектор любит порассуждать о том, что мы живем в эпоху безвременья, когда, чтобы состояться, нужно или примкнуть к прошлому, или вообразить себе далекое будущее (ему ближе первый вариант). Но в действительности Чобан не позволяет себе витать в облаках. «Мы с Сергеем примерно одного возраста, получили похожее образование, имеем схожие взгляды на архитектурный процесс, — перечисляет объединяющие их черты Евгений Герасимов, — любим работать быстро: реализация нам важнее, чем поиски. И еще мы легко и безболезненно делим деньги».
В Ленинграде
Моих родителей, к великому сожалению, сейчас уже нет в живых, они оба были научные работники. Ни к архитектуре, ни к изобразительному искусству никто из них отношения не имел. Отец, Энвер Абдурахманович Чобан, физик-теоретик, был профессором Политехнического университета, а мама, Ирина Соломоновна Чобан, работала там же инженером по турбинам. У меня и дед, Соломон Абрамович Кантор, тоже был профессором Политехнического университета. В общем, семья научных работников.
У меня никаких степеней и званий нет. Единственное, есть Московское отделение Международной академии архитектуры, и там я то ли профессор, то ли член-корреспондент — до сих пор так и не выяснил. В общем, у меня достаточно спокойное отношение к званиям.
Я спроектировал порядка двадцати приличных, уже построенных, зданий. В Германии — наиболее интересный комплекс «Дом Акваре» возле Берлинского кафедрального собора с огромным аквариумом, через который можно на лифте проехать. Это один из «аттракционов» Берлина. Кинотеатр на Александерплац «Кубикс», затем «Беролина-хаус» — я сделал там серьезную реконструкцию здания, построенного Петером Беренсом в 1929 году. Созданная мной синагога на Мюнстерше-штрассе признана одним из ста интереснейших дизайнерских событий Германии 2008 года. В России самый громкий мой проект — это башня «Федерация» в Москве. 21 мая 2009 года бизнес-центр «Бенуа» в Петербурге был признан «Домом года». Жилой комплекс в Санкт-Петербурге «Дом у моря» получил Золотой диплом фестиваля «Зодчество». Из крупных конкурсов, которые мы вместе с Евгением Герасимовым в последнее время выиграли, — «Набережная Европы» в Санкт-Петербурге. Кроме того, «Невская ратуша», тоже достаточно крупный комплекс в Петербурге, и экспозиционный выставочный центр Газпрома, который должен стать самым современным выставочным центром в России. Эти два проекта мы разрабатываем также совместно с Евгением Герасимовым.
Продолжаю строить. Я считаю основным cвоим достижением то, что моя профессия мне по-прежнему нравится, хотя профессия эта очень тяжелая. Я развиваюсь, и это — основное достижение. Во многих творческих профессиях есть большая проблема: под влиянием обыденных обстоятельств, под давлением проблем люди перестают развиваться. А профессия архитектора связана с большой ответственностью, в том числе финансовой, и люди перестают решать творческие задачи, а решают преимущественно финансово-организационно-менеджерские. Я считаю для себя большим достижением, что на этом пути я все-таки продолжаю решать творческие задачи.
Я благотворительностью занимаюсь частным путем и не хотел бы говорить, на что и сколько я перечисляю средств.
А что касается общественных организаций, в Берлине я учредил фонд музея архитектурной графики Сергея Чобана. Я неплохо рисую — много раз выбирался одним из лучших 50 архитектурных рисовальщиков мира. Кроме того, я коллекционирую архитектурную графику и этой коллекцией и своей деятельностью хочу возродить в людях любовь и понимание искусства, сделанного рукой, созданного на бумаге. Цель моего фонда — обращать внимание и способствовать развитию ручной архитектурной графики и рисунка. Сейчас он работает в режиме временных экспозиций коллекции фонда и моих собственных работ, а примерно года через два-три я хочу построить свое здание. У меня уже есть разрешение на строительство небольшого частного музея в центре Берлина, в очень хорошем месте.
У меня есть некоторое количество наград профессиональных союзов — Гамбургского союза архитекторов, Берлинского союза архитекторов и градостроительная премия Германии за один жилой объект в Гамбурге. И Петербургский союз архитекторов тоже мой объект назвал «Домом года».
Важным событием был тот факт, что я в свое время уехал в Германию, потому что это позволило мне в сложное время научиться важным основам профессии, профессионально меня укрепило.
Очень существенной была победа в конкурсе на башню «Федерация», которая, в свою очередь, привела меня к очень интересным и важным проектам в России.
Ну, и моя женитьба на Инне тоже очень важное событие в моей жизни.
Пожалуй, такого здания, как отель «Рэдиссон Блю» в комплексе «Дом Акваре» в Берлине, в мире больше нет, и оно придумано мной. Хотя архитектор ничего не изобретает, это не исследовательская профессия.
Полтора года назад неожиданно для себя и окружающих я придумал издавать журнал по архитектуре, не похожий ни на что из того, что выходит в Германии и России. Да, пожалуй, и в других странах ничего подобного пока нет. Это тематический толстый журнал-альманах на русском и английском языках. Называется SPEECH: и выходит два раза в год. Скоро появится уже третий выпуск. Я и мои московские партнеры являемся издателями этого журнала, а делает его как главный редактор Ира Шипова.
Мне очень дороги здания, которые я проектировал и проектирую для Игоря Водопьянова (группа «Теорема» в Петербурге). Он являет собой пример очень креативного заказчика. И я думаю, что совместная работа с ним приносит очень хорошие результаты. Среди уже реализованных проектов здания «Лангензипен», «Бенуа», «Оранжерея». Безусловно, удачным проектом я считаю и журнал SPEECH:. В сегодняшней непростой экономической ситуации, в то время как другие издания сворачиваются, этот издательский проект не только взял очень успешный старт, но и уверенно набирает обороты.
Из очень неудачных проектов я бы назвал только один, который я не хотел бы никому показывать. Небольшой жилой дом стоит в Берлине, я сделал его в 1997 году. Там просто заказчик абсолютно не хотел ничего слушать, у него были свои представления о том, что ему нужно, и в результате получился не уродский, но абсолютно «не мой» дом. Ни в чем там я себя не узнаю, поэтому считаю его своей неудачей.
В Петербурге — тем, что выиграл конкурс на строительство «Набережной Европы», в Москве — башней «Федерация» в «Москва-Сити».
Люблю, когда нет хаоса огромного количества событий, которые наслаиваются друг на друга, и тогда возникает большая вероятность ошибки. Люблю, когда в голове есть ясность и появляющееся вместе с ней спокойствие. Люблю думать о своих проектах — что получается, что не получается. Люблю проработанность до детали. Люблю, когда мои сотрудники и коллеги додумывают, передумывают и по многу раз, до последней мелочи, перепроверяют каждую деталь, для того чтобы возникла абсолютная уверенность в тех решениях, которые мы принимаем.
Поверхностность, связанную с нежеланием вникнуть в детали, в суть проблемы. В первую очередь это относится к архитектурной работе.
Свой день рождения я люблю, поэтому люблю, когда поздравляют с днем рождения.
Как можно дольше сохранять творческую активность.
Сергея Чобана считают одним их самых успешных русских архитекторов, работающих на Западе, и одним из самых востребованных западных архитекторов в России. Вскоре после окончания Института им. И. Репина в родном Ленинграде Чобан уехал в Германию и стал сначала просто сотрудником архитектурного бюро NPS, а спустя несколько лет и партнером. Он возглавил берлинский филиал компании, которая теперь называется NPS Tchoban Voss. Реализовав в Берлине за несколько лет ряд крупных проектов, Чобан с 2003 года стал проектировать и для России. По созданному им совместно с Петером Швегером проекту в «Москва-Сити» возводится комплекс «Федерация», который должен стать самым высоким зданием в Европе. По своему менталитету Чобан скорее ближе к немцам, чем к русским: более всего он ценит в людях основательность, ясность мышления, въедливость и педантизм в профессии. Рисует, коллекционирует архитектурную графику и недавно попробовал себя в роли издателя, запустив архитектурный журнал-альманах SPEECH. Член клуба «Сноб» с июня 2009 года.