Скажу, как историк, занимающийся специально историей православия уже много лет. Про церковь и музей.
1. В каждом храме должны проходить богослужения. Это главный и неоспоримый факт. Храм не может стоять не освященным, разрушенным, оскверненным - это неправильно. Когда иерархи пренебрегают запустевшими и осиротевшими церквями, сосредоточив внимание только на нескольких "главных", это неправильно. Но мир несовершенен, и не возьмусь никого судить. Хотя вопрос о том, почему руководству РПЦ интересны уже освященные строения хорошей сохранности, способные приносить доход, и мало интересны прекрасные, но гибнущие, запустевшие и не освященные церкви, явно риторический – и ответы на него явно не имеют отношения к вопросам веры и духовного просвещения.
2. В последние дни хорошие православные люди, мои друзья и знакомые, задают вопрос: "а если я вдруг хочу помолиться, а тут покупай билет для входа, это безобразие, разве не следует немедленно закрыть музей?". Исаакиевский собор то и дело сравнивают с «украденным кошельком/сумочкой», которые надо вернуть владельцу. Оставим пока вопрос о собственности в стороне (хотя приравнять собор к кошельку – хм… возникают вопросы к причинам такого странного и нехристианского по сути круга ассоциаций). Сосредоточимся на проблеме платного входа.
Прежде всего, конкретно в Исаакиевском соборе – и в любом другом храме – во время богослужения вход бесплатный, так что аргумент «меня не пускают в храм на молитву» фальшивый. А вот о входе в церковь в другое время... тут мы подходим к главному, о чем не знают или не хотят знать многие современные православные россияне (я не буду употреблять слово неофиты, хотя оно зачастую было бы уместно). В идеальном мире и мне хотелось бы видеть всегда открытые двери церквей, принимающие человека в минуту его духовной потребности.
Прежде всего, конкретно в Исаакиевском соборе – и в любом другом храме – во время богослужения вход бесплатный, так что аргумент «меня не пускают в храм на молитву» фальшивый. А вот о входе в церковь в другое время... тут мы подходим к главному, о чем не знают или не хотят знать многие современные православные россияне (я не буду употреблять слово неофиты, хотя оно зачастую было бы уместно). В идеальном мире и мне хотелось бы видеть всегда открытые двери церквей, принимающие человека в минуту его духовной потребности.
Но в реальном мире все оказывается сложнее. Никогда никто не являлся в храм с требованием – а ну, открывайте, мне взбрело в голову именно сию минуту свечку поставить. Хочешь помолиться в течение дня, вне круга богослужения? Это хорошо. Помолись дома перед иконой. Помолись перед церковью. Ни в Греции с ее сохранной православной традицией, ни в другой православной стране церкви не стоят открытые. И большинство русских приходских храмов были и сейчас бывают заперты вне времени службы. Потому что на протяжении веков миряне молились в установленное время – а помимо того: дома перед иконами или перед храмом. Смиренно. А приедет кто-то в другой город или придет в чужой приход "посмотреть" или "помолиться", так ходит, ищет, у кого ключ, просит разрешение войти, обычно оставляет какие-то денежки на содержание церкви в знак благодарности, как пожертвование. То есть ему могут открыть, а могут и не открыть. Иногда на поиски «человека с ключом» уходит много времени. И по факту человек, приходящий с такой просьбой, не то, чтобы платит за вход, но платит. Разница с билетами есть и существенная, но – содержание церкви того требует.
3. Храмы были и есть разных типов. В монастырь не в каждый и не всех вообще пускали (сейчас намного проще войти, чем это было в прежние века); внутри монастыря обычно несколько церквей, но паломники и даже миряне-трудники приходили молиться не где вздумается, а где укажут и благословят. Центральный собор был в определенные дни открыт для мирян-паломников и повседневно для проживающих при монастыре иноков и мирян. Часто такой собор не отапливался, был «летним», но очень большим. А зимой его запирали – никому не приходило в голову именно туда идти «ставить свечку». Зато зимой всех живущих в обители приглашали в «зимнюю» церковь, которая летом могла быть указана только для иноков. В каждом крупном монастыре была больничная церковь, надвратная (зачастую – прежде всего для стрельцов и охраны) и т.п. А паломникам предписывался определенный маршрут по главным святыням монастыря, но без свободных прогулок по территории.
Для мирян были церкви малые, приходские. А были городские соборы для всех православных – вот они-то и оставались открытыми всегда, и вне времени богослужения. Как правило, городской собор самый просторный и наиболее доступный. В Санкт-Петербурге – это собор Казанской Богоматери. В любой момент можно прийти туда, совершить частную молитву, подойти к главному образу или к другим иконам и святыням.
Но, помимо прочего, были храмы-памятники и часовни, а также особые приделы соборов и церквей. Там богослужения совершались редко (иногда раз в год). Зачастую вообще на службе были священник и дьякон. И всё, буквально – никого больше! Это места для особого молитвенного обращения священника за всех православных, а не для частной молитвы. "Поставить свечку" туда никто не заходил. Никогда. Они всегда были закрыты, допуск ограничен даже на службу. Миряне обычные - крестились, проходя мимо, и могли молиться перед часовней и таким храмом.
В Москве главный храм-памятник – Покрова на Рву (известный также как храм Василия Блаженного); боковые приделы там крошечные, вообще не для присутствия молящихся, но и главный наос мал, и с площади в него не ходили ни в 16 веке, ни в 17-м. Мемориальный храм этот был поставлен в память взятия Казани, он был частью масштабных церемоний с участием царя и патриарха – например, «шествия на осляти». Но во время этих религиозных церемоний вся толпа оставалась на площади, а не пыталась втиснуться во внутреннее, сакральное пространство. Оно для этого не предназначалось.
В Москве главный храм-памятник – Покрова на Рву (известный также как храм Василия Блаженного); боковые приделы там крошечные, вообще не для присутствия молящихся, но и главный наос мал, и с площади в него не ходили ни в 16 веке, ни в 17-м. Мемориальный храм этот был поставлен в память взятия Казани, он был частью масштабных церемоний с участием царя и патриарха – например, «шествия на осляти». Но во время этих религиозных церемоний вся толпа оставалась на площади, а не пыталась втиснуться во внутреннее, сакральное пространство. Оно для этого не предназначалось.
В Санкт-Петербурге собор св. Исаакия Далматского, покровителя города, тоже играл особую роль в имперском круге религиозно-государственных церемоний. Там проводили особые торжественные богослужения с участием императора и его двора, а также малые службы в присутствии ограниченного числа лиц, а так он был царским храмом, для избранных мирян, никакой демократии и широких народных масс со свободным доступом по желанию, увы, не было. Как и в Зимний дворец, в домовую церковь Романовых и придворные не могли просто взять да зайти, чтобы «просто помолиться и свечку поставить». Домовые церкви, как и мемориальные, как и часовни, по большей части стояли закрытыми. Во многом, «по грехам нашим» - чтобы уберечь их от осквернения злыми людьми и разграбления. Или для пущей безопасности важных персон. И опять же – до революции 1917 года, в стабильной церковной системе, сложившейся веками, никого это не шокировало.
Итак: требование «всегда открытой для всех церкви» - во-первых, идеалистическое, во-вторых, остро современное, свойственное осознанию демократических светских гражданских прав, а не традиционному православному сознанию, в-третьих, практически не осуществимое.
Итак: требование «всегда открытой для всех церкви» - во-первых, идеалистическое, во-вторых, остро современное, свойственное осознанию демократических светских гражданских прав, а не традиционному православному сознанию, в-третьих, практически не осуществимое.
4. А теперь ключевой вопрос: может ли быть в церкви музей? Самый больной и трудный вопрос. Ответ прост: да, при должном почтении. Первые церковные музеи возникали в России в 19 веке, когда появился и стал развиваться интерес к церковным древностям, памятникам духовного искусства. Не случайно и сегодня монастыри и крупные храмы сами устраивают демонстрации реликвий не только для паломников, но и для туристов, водят экскурсии по территории и по церквям, не спрашивая посетителей об их конфессиональной принадлежности (а в «старые времена» иноверца и на порог бы не пустили!!! ); плату за такие экскурсии берут и с туристов, и с паломников. Качество этих экскурсий порой прискорбно низкое, так как ни лицензирования, ни контроля знаний не требуется. Иногда настоятель – человек образованный и заботится о подготовке экскурсоводов и выборе людей с хорошей речью и широким кругозором, а иногда в качестве рассказчиков выступают благонамеренные и совершенно безграмотные люди. Порой посетить монастырь можно только в составе такой принудительной экскурсии – за те же деньги, только без гарантий. То есть дело не в возможности музейной работы или проведения экскурсий, а в том, кто будет контролировать «кассу».
5. Любая церковь – это и община верующих, и сакральное пространство, и материальное тело, увы, нуждающееся в уходе и восстановлении. До революции Церковь была частью государства, ею управлял в последние два столетия не патриарх, а Священный Синод во главе со светским чиновником, а финансирование шло из государственного бюджета, который пополняли не только православные, но и буддисты Бурятии, и мусульмане, и иудеи, и язычники. В нынешней Конституции РПЦ от государства отделена, то есть не имеет права брать деньги из госбюджета. А чиновник имеет право пожертвовать свои личные средства, но никак не бюджетные в пользу Церкви. Налоги РПЦ не платит, мы не имеем права контролировать ее финансы, но имеем полное право интересоваться бюджетом города. А также состоянием исторических памятников.
Квалификации и средств для поддержания жизни в таком огромном и сложном «материальном теле» храма, каковым является строение Монферрана, у РПЦ сегодня нет. Это очевидный факт. Поэтому стремление изгнать специалистов, которым удается обеспечивать средства на содержание храма, проводить за счет доходов огромные реставрационные работы (не из городского бюджета!), сохранять достояние страны и символ города, выглядит пугающим безразличием к судьбе Исаакия или поразительной наивностью, граничащей с безумием.
Что происходит с Исаакием сегодня, с точки зрения всего сказанного выше? Главный алтарь освящен и закрыт от кощунственного вторжения, богослужения проходят едва ли не чаще, чем в исторические времена, а в промежутке между службами ничто не возбраняет храму-памятнику брать деньги на содержание своего материального тела – если это не нарушает порядка в нем. То есть никакого ущерба Церкви, православным людям на службе музей не наносит. Единственное ограничение, которое он налагает: невозможность бесплатно войти помолиться вне времени богослужений. Таким образом, сегодня храм более доступен и открыт, чем то было до революции, РПЦ не имеет в нем духовных ограничений. И остается единственный спорный вопрос: кто получает доходы от экскурсий. К историческим традициям православия это уже не имеет никакого отношения.
5. Любая церковь – это и община верующих, и сакральное пространство, и материальное тело, увы, нуждающееся в уходе и восстановлении. До революции Церковь была частью государства, ею управлял в последние два столетия не патриарх, а Священный Синод во главе со светским чиновником, а финансирование шло из государственного бюджета, который пополняли не только православные, но и буддисты Бурятии, и мусульмане, и иудеи, и язычники. В нынешней Конституции РПЦ от государства отделена, то есть не имеет права брать деньги из госбюджета. А чиновник имеет право пожертвовать свои личные средства, но никак не бюджетные в пользу Церкви. Налоги РПЦ не платит, мы не имеем права контролировать ее финансы, но имеем полное право интересоваться бюджетом города. А также состоянием исторических памятников.
Квалификации и средств для поддержания жизни в таком огромном и сложном «материальном теле» храма, каковым является строение Монферрана, у РПЦ сегодня нет. Это очевидный факт. Поэтому стремление изгнать специалистов, которым удается обеспечивать средства на содержание храма, проводить за счет доходов огромные реставрационные работы (не из городского бюджета!), сохранять достояние страны и символ города, выглядит пугающим безразличием к судьбе Исаакия или поразительной наивностью, граничащей с безумием.
Что происходит с Исаакием сегодня, с точки зрения всего сказанного выше? Главный алтарь освящен и закрыт от кощунственного вторжения, богослужения проходят едва ли не чаще, чем в исторические времена, а в промежутке между службами ничто не возбраняет храму-памятнику брать деньги на содержание своего материального тела – если это не нарушает порядка в нем. То есть никакого ущерба Церкви, православным людям на службе музей не наносит. Единственное ограничение, которое он налагает: невозможность бесплатно войти помолиться вне времени богослужений. Таким образом, сегодня храм более доступен и открыт, чем то было до революции, РПЦ не имеет в нем духовных ограничений. И остается единственный спорный вопрос: кто получает доходы от экскурсий. К историческим традициям православия это уже не имеет никакого отношения.
Ольга Чумичева, к.ист. н., специалист по истории православия, автор книги «Соловецкое восстание 1667-1676 гг.», а также нескольких десятков научных статей по истории Русской православной церкви.