П
ервое, что я видел в моём окне в отеле в стиле шале в столице Сербской Боснийской Республики Пале, это красно-ярко-зелёная пиния. Она такое выделывала своей вершиной — хлестала по пейзажу всеми способами: снизу, сбоку, сверху... И снежные вершины, которые только заливал красный рассвет.
Там было дико красиво! И дико холодно. Отопление не работало, канализация не работала, ничто не работало.
Пить кофе я ходил к соседке, к пожилой профессорше в вязаной кофте, к Билане Плавшич — она была членом Государственного совета республики. Профессорша нагревала песок с помощью керосиновой горелки и в этом песке мастерски, варварски и очень по-сербски варила кофе. Сербы не могут жить без кофе. И развлекала меня по-английски.
Плавшич потом отсидела восемь лет в гаагской тюрьме.
Вообще все, кого я там встретил, в том отеле в Пале, впоследствии оказались в гаагской тюрьме. Между тем Плавшич придерживалась скорее либеральных взглядов, Воислав Шешель (кстати, добровольно явившийся в Гаагу) — националист.
Офицеры округа Вогошча подарили мне пистолет фабрики «Червона звезда» и нанесли ко мне в номер своё постельное бельё из своих номеров. Всем этим бельём я укрывался, но слой мало согревал меня. Лучшим обогревателем служила сливовица.
В тот день я собирался уже уезжать. Пошёл в офицерскую столовую пожрать чего-нибудь перед дорогой. Похрустывая снегом, шёл, благо офицерская столовая была рядом.
Мне помахали из-за соседнего столика, их там сидело четверо. Один — высокий, в очках и остриженный как хорват (сербы все были заросшие) подошёл и представился: фильм-директор BBC Пол Павликовски.
Сказал, что снимает документальный фильм о Сербской Боснийской Республике, предложил чтобы я интервьюировал Караджича.
— А вы? — задал я встречный вопрос.
— Ну что, это будет банально, во всех документальных фильмах режиссёры интервьюируют своих протагонистов. Другое дело вы — русский писатель, президент Караджич... Кстати, ведь поэт — и мне говорили, что неплохой.
— Я собрался сегодня уже уезжать...
— Слушайте, у вас будет возможность трое суток сопровождать Караджича, общаться с Караджичем. Да журналисты всего мира мечтают о таком шансе.
Я выслушал его, понял, что это шанс, и остался.
Трое суток я участвовал в съёмках фильма «Сербская эпика» и общался с Караджичем.
В фильме есть сцена, где, стоя на горе над Сараевом, он показывает мне свой офис психиатра (он же — его дом, где он жил с семьёй). И по просьбе Павликовски читает свои стихи. Трагизм этой сцены состоит в том, что его дом в тот момент пылает. В фильме также есть сцена, где мы присутствуем на дне рождения воинского подразделения полковника Бартолы, тот бледен и худ после ранения. Сидим за армейскими столами под тентом, солдаты и офицеры. Где-то глубоко в горах, раннее утро. Всё величаво и пронзительно, и холодно очень.
Пересмотрев недавно «Сербскую эпику», я пришёл к умозаключению, что британский режиссёр польского происхождения снял просербский фильм. В 2015 году Павликовски получил «Оскара», но за другой фильм, игровой. По правде, я думаю, «Сербская эпика» заслуживает «Оскара».
Я стал боснийским сербам настолько близок тогда, что однажды присутствовал на заседании Государственного совета, — правда, до тех пор, пока сербы не спохватились, что сидит и слушает их планы не член совета.
Я успел в них разобраться. По стандартам политики того времени Радован Караджич считался голубем, а его генералы — ястребами.
Караджич, например, противился взятию Сараева в момент, когда военная помощь Германии и США мусульманам ещё не началась и сербы удерживали 69% территории.
По воле Гаагского трибунала и голубь Караджич, и ястреб генерал Младич, как видим, получили пожизненное заключение, и тот и другой. За то, что сербские герои оба.
Герои обычно заняты тем, что ведут свой народ по дороге ярости и гнева. В резне югославской гражданской войны сербы, как государствообразующая нация, и не могли себя иначе вести. Большая несправедливость совершена по отношению к ним и по отношению лично к Караджичу.
Успешный профессор-психиатр, он приехал из далёкой Америки, чтобы возглавить свой народ. И вот поплатился за свою жертву.
Европейская версия югославской истории девяностых в значительной мере подтасована и сфальсифицирована США, Германией и другими европейскими странами.
Есть книга французского тележурналиста (одно время он был замом главного редактора канала France 2) Жака Мерлино — «Югославские правды не все хороши, чтобы о них говорить...»
Мерлино раскрыл в своей книге, как Запад превратил трёх женщин, сфотографированных в гимназии в Тузле, в сотни тысяч изнасилованных мусульманок. Он задокументировал присутствие среди мусульман Сараева исламских боевиков из Пакистана и Афганистана, рассказал о деятельности американских пиар-агентств — таких, к примеру, как Hill and Knowlton.
Голоса таких, как Мерлино, не захотели услышать.
Результатом фальсификаций и подтасовок правды послужили зверские приговоры для сербских вождей — и для Караджича в частности.
Для своего народа он герой, и статус его как героя будет только возрастать со временем.
Герой и мученик. LIMONOV_EDUARD
Там было дико красиво! И дико холодно. Отопление не работало, канализация не работала, ничто не работало.
Пить кофе я ходил к соседке, к пожилой профессорше в вязаной кофте, к Билане Плавшич — она была членом Государственного совета республики. Профессорша нагревала песок с помощью керосиновой горелки и в этом песке мастерски, варварски и очень по-сербски варила кофе. Сербы не могут жить без кофе. И развлекала меня по-английски.
Плавшич потом отсидела восемь лет в гаагской тюрьме.
Вообще все, кого я там встретил, в том отеле в Пале, впоследствии оказались в гаагской тюрьме. Между тем Плавшич придерживалась скорее либеральных взглядов, Воислав Шешель (кстати, добровольно явившийся в Гаагу) — националист.
Офицеры округа Вогошча подарили мне пистолет фабрики «Червона звезда» и нанесли ко мне в номер своё постельное бельё из своих номеров. Всем этим бельём я укрывался, но слой мало согревал меня. Лучшим обогревателем служила сливовица.
В тот день я собирался уже уезжать. Пошёл в офицерскую столовую пожрать чего-нибудь перед дорогой. Похрустывая снегом, шёл, благо офицерская столовая была рядом.
Мне помахали из-за соседнего столика, их там сидело четверо. Один — высокий, в очках и остриженный как хорват (сербы все были заросшие) подошёл и представился: фильм-директор BBC Пол Павликовски.
Сказал, что снимает документальный фильм о Сербской Боснийской Республике, предложил чтобы я интервьюировал Караджича.
— А вы? — задал я встречный вопрос.
— Ну что, это будет банально, во всех документальных фильмах режиссёры интервьюируют своих протагонистов. Другое дело вы — русский писатель, президент Караджич... Кстати, ведь поэт — и мне говорили, что неплохой.
— Я собрался сегодня уже уезжать...
— Слушайте, у вас будет возможность трое суток сопровождать Караджича, общаться с Караджичем. Да журналисты всего мира мечтают о таком шансе.
Я выслушал его, понял, что это шанс, и остался.
Трое суток я участвовал в съёмках фильма «Сербская эпика» и общался с Караджичем.
В фильме есть сцена, где, стоя на горе над Сараевом, он показывает мне свой офис психиатра (он же — его дом, где он жил с семьёй). И по просьбе Павликовски читает свои стихи. Трагизм этой сцены состоит в том, что его дом в тот момент пылает. В фильме также есть сцена, где мы присутствуем на дне рождения воинского подразделения полковника Бартолы, тот бледен и худ после ранения. Сидим за армейскими столами под тентом, солдаты и офицеры. Где-то глубоко в горах, раннее утро. Всё величаво и пронзительно, и холодно очень.
Пересмотрев недавно «Сербскую эпику», я пришёл к умозаключению, что британский режиссёр польского происхождения снял просербский фильм. В 2015 году Павликовски получил «Оскара», но за другой фильм, игровой. По правде, я думаю, «Сербская эпика» заслуживает «Оскара».
Я стал боснийским сербам настолько близок тогда, что однажды присутствовал на заседании Государственного совета, — правда, до тех пор, пока сербы не спохватились, что сидит и слушает их планы не член совета.
Я успел в них разобраться. По стандартам политики того времени Радован Караджич считался голубем, а его генералы — ястребами.
Караджич, например, противился взятию Сараева в момент, когда военная помощь Германии и США мусульманам ещё не началась и сербы удерживали 69% территории.
По воле Гаагского трибунала и голубь Караджич, и ястреб генерал Младич, как видим, получили пожизненное заключение, и тот и другой. За то, что сербские герои оба.
Герои обычно заняты тем, что ведут свой народ по дороге ярости и гнева. В резне югославской гражданской войны сербы, как государствообразующая нация, и не могли себя иначе вести. Большая несправедливость совершена по отношению к ним и по отношению лично к Караджичу.
Успешный профессор-психиатр, он приехал из далёкой Америки, чтобы возглавить свой народ. И вот поплатился за свою жертву.
Европейская версия югославской истории девяностых в значительной мере подтасована и сфальсифицирована США, Германией и другими европейскими странами.
Есть книга французского тележурналиста (одно время он был замом главного редактора канала France 2) Жака Мерлино — «Югославские правды не все хороши, чтобы о них говорить...»
Мерлино раскрыл в своей книге, как Запад превратил трёх женщин, сфотографированных в гимназии в Тузле, в сотни тысяч изнасилованных мусульманок. Он задокументировал присутствие среди мусульман Сараева исламских боевиков из Пакистана и Афганистана, рассказал о деятельности американских пиар-агентств — таких, к примеру, как Hill and Knowlton.
Голоса таких, как Мерлино, не захотели услышать.
Результатом фальсификаций и подтасовок правды послужили зверские приговоры для сербских вождей — и для Караджича в частности.
Для своего народа он герой, и статус его как героя будет только возрастать со временем.
Герой и мученик. LIMONOV_EDUARD