Ветераны войны и путинизма: приучение к покорности. Статья в журнале СЛОН

Время неумолимо, и в самом недалеком будущем никого, кто застал хотя бы несколько дней войны, и может произнести на камеру пару слов, уже не будет. Казалось бы, какой смысл делать такую ставку на тех, кого скоро не будет? Но наивен тот, кто думает, что со смертью последнего очевидца войны все это закончится. Все как раз-таки только начнется.
Федор Крашенинников
Люди-За-Все-Хорошее не меняются. От их доброты и толерантности уже зубы скрипят. Мастер Каморки 

П

редсказуемое осуждение Алексея Навального по «ветеранскому делу» – часть долгой и чрезвычайно важной для нынешней власти идеологической кампании. Нас приучают к мысли, что увешанных медалями стариков и любых ораторов, вещающих вместе с ними, от их имени или от имени их памяти, надо благоговейно слушать и не сметь спорить, о чем бы они ни говорили – иначе неизбежно обвинение в кощунстве, плевании на могилы героев, суд и позор.

Война и кризис советской легитимности
На фоне нынешнего официозного культа ветеранов нельзя не напомнить: чтобы участник Второй Мировой войны, живший в СССР, мог почувствовать себя уважаемым человеком, ему надо было дожить хотя бы до 60-х годов прошлого века.
Потому что ветеран Второй Мировой войны как уважаемая и почитаемая обществом фигура возник только после прихода к власти Леонида Ильича Брежнева. Именно при нем и 9 мая стало праздником, и военные мемориалы стали сооружаться повсеместно, и вспоминать стало можно не только лозунги пропаганды, но и всякую «окопную правду».
Очевидно, что у всего этого были и личные причины – Леонид Ильич действительно воевал, причем не в тылу и не в штабных коридорах. И ему, как и множеству его сверстников, было очень обидно, что столь важный для них опыт не считается советской властью поводом для особого отношения к ним.
Поэтому, когда они сами стали властью – они исправили ситуацию, как могли. То, что, начиная с 60-х годов, память о войне начинает играть все большую и большую роль в советской государственной идеологии – это сочетание двух факторов. О первом мы уже упомянули: пришедшее к власти поколение фронтовиков хотело закрепить свой особый статус, сакрализировав свою молодость и свою войну.
Второй фактор – это кризис идентичности советской власти. У свергнутого Брежневым Хрущева и вообще элиты СССР 20–60-х годов вся легитимность строилось на событиях 1917 года и последовавшей за переворотом Гражданской войны. Для Сталина, Молотова, Ворошилова, Буденного и самого Хрущева именно эти события были гораздо более важными и значимыми в их личной и политической жизни, чем Вторая Мировая война, которую они провели на командных постах далеко от передовой.
Революционная идентичность работала бы и дальше какое-то время, если бы власть не отреклась от сталинизма и Сталина. Отречение от Сталина в 1956 году позволило партийной верхушке свергнуть Никиту Сергеевича в 1964 году: ведь он был больше не сакральным «продолжателем дела Ленина-Сталина», а всего лишь потерявшим популярность функционером, который сам подал пример непочтительности к предшественникам...
Читать в источнике (подробнее, но за деньги)