оссийская государственность выкармливала-выкармливала свою культурку, поила её грудным молоком и сливками, дула в темя.
И вдруг вчера осознала, что почти все эти люди — лучшие из лучших! — её ненавидят. Одни вслух, другие молча.
Ну почти все, кроме, как правило, старых кадров — советской ещё выделки.
Впервые это открытие случилось достаточно давно, ещё когда Чечня была, а потом, когда Грузия была, подтвердилось и, когда Крым случился, закрепилось. Пора бы запомнить это открытие, но всё никак не запомнят и всякий раз удивляются.«Ой, вот как всё на самом деле!»
Напомню, как это было в сфере культуры и медиа в минувшие восемь лет. Быть может, вы не знаете, а это ведь любопытно: я сам лично по этим местам ходил и знаю все тупики.
Не буду расписывать в красках тот смешной факт, что в канун 2014 года я вёл колонки в восьми глянцевых журналах и был отключён сразу от всех — за позицию по Киеву и Донбассу. Это мелочи, я ещё вышивать умею, выжил.
В Донбасс, если вы помните, заехало за все эти годы считаное количество артистов и считаное количество музыкантов. Не буду перечислять их имена, но это, по сути, единицы.
Мы, находясь в Донбассе, приглашали многих. Я не буду называть всех, но напомню лишь, кого приглашал лично: группу «Аквариум».
Группа категорически отказалась.
Зато сейчас эта группа всем составом выступила против войны. Но мы за тем же и звали группу! Чтоб она остановила бомбёжки Донецка! Приглашение лично Александр Захарченко согласовал и визировал. Но те бомбёжки были кого надо бомбёжки.
В донецком художественном театре, помню, не было в 2014 году режиссёра. Они попросили меня помочь найти, и я пригласил своего знакомого режиссёра на эту должность. Он, кажется, всерьёз раздумывал и был уже готов согласиться, но его сын, знаменитый артист, сказал: «Отец, если ты поедешь туда работать, моя профессиональная карьера здесь, в России, закончится. Мне больше не дадут ни одной роли».
И режиссёр не поехал.
Потому что сын его не обманывал.
Мне не раз и не два говорили молодые российские актёры и актрисы: «Захар, я хотел бы приехать к вам в Донецк, но главреж, худрук и директор моего театра сразу сказали мне: «Пиши рапорт на увольнение и вали».
Помню, в 2015 году я подготовил сборник стихов о донбасской трагедии. Это была чудесная и яркая книга, но мне странным образом отказали в её публикации все ведущие российские издательства.
Неприлично такие книги выпускать.
Затем мы сделали спектакль донбасской поэзии, но нас не пустили ни в один московский театр.
Этот список нелепых поражений слишком длинен, чтоб его приводить, тем более покажется, что здесь кто-то сводит счёты.
Нет. Я не свожу счёты. Я хвалюсь.
У меня прекратились переводы на иностранные языки, потому что даже российские агенты не решаются работать со мной.
Я, как и большинство литераторов, поддержавших Донбасс, вылетел изо всех премиальных процессов и неделю назад, забравшись зачем-то на сайт «Журнального зала», захохотав в голос, обнаружил, что ни один толстый литературный журнал за минувшие восемь лет не упомянул даже имени моего. А это 20 редакций!
Я для них умер в 2014 году.
Нет, это прекрасно, подумал я.
Я горжусь этим концентрированным невниманием.
Я не печалюсь. Мне всё равно.
Но мне не всё равно, когда Юнна Мориц, великий русский поэт, говорит, что не может издать своих новых книг. Почему? Потому что она в своей собственной стране, где действует множество издательств, для этих издательств — персона нон грата.
Мне не всё равно, когда великий русский поэт Юрий Кублановский спокойно сообщает, что с 2014 года он загнан по той же причине в «либеральное гетто».
Мне не всё равно, когда на крупнейших музыкальных радиостанциях из года в год гоняют по кругу ровно тех, кому нынче невыносимо стыдно, а все мои товарищи, что приезжали с концертами в Донбасс, признаются, что в их отношении действуют теневые баны — радийные, сетевые, фестивальные.
Захар Прилепин