...У хороших людей есть абсолютный признак - они готовы убить всех плохих, чтобы наступила всеобщая гармония. Ну, или стереть в пыль, втоптать в грязь, кому как больше нравится. Рок-певцы и детские писатели не исключение, - "Когда последний враг упал, Труба победу проиграла, Лишь в этот миг я осознал. Насколько нас осталось мало...." Мастер Каморки
В
от сидеть бы им где-нибудь за старыми гаражами: солнышко, мать-и-мачеха пробивается, на ящике сияет пол-литра, килька в пакетике на закуску, чурбачки березовые вместо позолоченных кресел.
Старые куртки, телогрейки. Заскорузлые лапы старых алкашей. Приванивают, конечно.
И один из них, в детской вязаной шапочке, сдвинутой с плеши на затылок, заплетающимся языком говорит:
- Я те, Кожегутыч, одно скажу: ге-но-цид! И мы должны защитить от геноцида наше население. Которое на Uкраине. Которой, кстати, нет. Ее плешивый карлик придумал. Ты, Серёг, согласен?
Кожегутыч, цепляя пальцами пряную килечку: - Ты, Владивладимыч, умный мужик. Но дурак. Нам ведь Запад угрожает! За-пад!
Владивладимыч:
- Но угрожает он нам где?
- Где?!
- На Uкраине!
- Пральн. Ну, выпьем. Давай, за мир!
Вступает усатый алкаш с вороватыми глазами:
- Мужики! Минуточку внимания! Я считаю: нам завтра же надо Uкраину атаковать!
Все:
- Надо! Конечно, надо!
Усатый недоволен:
- Нет, нет, а вы спросите меня: Дим, а зачем нам ее атаковать?
Владивладимыч, снисходительно:
- Ну и зачем?
Усатый, торжественно:
- А затем!.. нам надо срочно начать войну, чтобы спасти всех от войны!
Просыпается некто Машка с подбитым глазом:
- А от какой войны спасёт война? - спрашивает она доверчиво, чем вызывает за гаражами дикое раздражение:
- Дура! Баба!
- От третьей мировой, конечно!
- Феминистка какая! А туда же, в политику!
Машка пристыжено замолкает. Но ей явно есть, чем поделиться.
- А я сама знаю, почему обязательно надо воевать, - говорит она. - И освобождать. И к стенке всех! Потому что вот борщ. С чего они взяли, что борщ - ихний. Когда он наш.
- Дура, а соображает, - одобряют ее.
- Вот на войне с фашистами украинцы нашим борща не давали, - сообщает она, заваливаясь на крепко спящего деда в очках. - Грузинам борща нальют, молдаванам нальют, казахам - и тем нальют! а нашим говорят: нет, и все! Не положено! Не, ну вы представляете?.. предатели!
- Фашизм не пройдёт, - твёрдо говорит Владивладимыч. - Надо отрубить ему голову.
- Кому? - пугается Кожегутыч, прикрывая ладошкой пол-литру.
- Нацизму. И ихнему, - Владивладимыч недобро сводит глаза к переносице, - главному еврею-фашисту. Засел в своём бункере, наркоман проклятый! - взрывается он.
Усатый алкаш начинает бешено креститься. Жалостливая Машка гладит его по голове:
- Тихо, тихо!..
- А что?! А что! Надо наступать! - кричит усатый. - Война наконец-то обеспечит нам безопасность!
От криков просыпается дедуган в очках, замотанных синей изолентой. Отталкивает Машку, озирается и в тревоге стучит кулаком по ящику:
- Предатели! Мы покончим с дoминированием США! Высылайте пулеметчиков на мотоциклах!
Машка почему-то начинает плакать:
- А солдат-то нам куда отправлять?!
- Дура! - страшно кричит плешивый. - Ну не в Штаты же! Нам ведь надо осvободить Донбасс!
Запутавшаяся Машка хочет спросить, от кого, но боится сморозить глупость. Она выбирает безопасный вариант и пищит:
- Ура! За Родину!
- Освободим украинцев от украинского гнета!
- Да, пусть они сами выбирают свое будущее!
- И разоружить их, бл@дей!
- И денасафи… децифили… блять!.. де-ци-на-фи-ли-цировать их всех до одного! - веско говорит плешивый.
Алкаши изумленно замолкают и с уважением смотрят на умного собутыльника.
- А я тебе говорил, - немного ревнует Кожегутыч, - я тебе говорил, что панты - это вещь. И для стула, и для памяти, и для всего, что хошь.
- Ура! - кричит Владивладимыч, делая вид, что не расслышал. - В атаку!
- В атаку! - волнуются алкаши. - Огонь! Пли!
- Бутылку не опрокинь, дура!
- Я сейчас милицию вызову, - раздраженно орет какая-то баба из соседней многоэтажки. - Что ж вас с утра пораньше развезло-то, черти полосатые.
***
А мы почему-то выслушиваем все это от официальных лиц с маникюром. И непонятно, куда вызывать неотложку. И когда они все протрезвеют.
Маша Рупасова