...Отличная пропагандистская машина Запада и то как у них ловко получается делать белое черным, правое левым, доброе злым. Высокое искусство! Я помню Перестройку, когда никто и не понял, как хорошие лозунги про права и свободы привели с обвалу огромной страны и миллионам смертей. Мастер Каморки
Ужас Тихона
Московская учительница, прототипом которой стала одна из героинь Анны Политковской, сидит в своей квартире и читает школьные сочинения. Она совершенно одинока, ее муж и сын погибли во время теракта на мюзикле "Норд-Ост". Одно из сочинений поразительно. Старшеклассник пишет о главе "У Тихона" из романа Достоевского "Бесы" – эпизод, где персонаж романа Николай Ставрогин пытается покаяться митрополиту Тихону в том, что изнасиловал десятилетнюю девочку. Хаматова одна на сцене, одна играет и Ставрогина, и Тихона, и учительницу Надю. Текст Достоевского переплетается с текстом Политковской. В кульминационный момент исповедник Тихон догадывается, что покаяние для Ставрогина невозможно, и ужасается механизму отказа от покаяния.
Валерий Панюшкин: Чему ужасается Тихон?
Алвис Херманис: Тому же, чему ужасаемся теперь все мы, – насилию.
Чулпан Хаматова: Я на репетиции однажды сказала Алвису, что ужас Тихона – это потому, что он понимает: Ставрогин не покается. И чтобы не покаяться, перед самым покаянием совершит еще более тяжкое преступление. Ставрогин – это Россия. Так я сказала, но Алвис резонно заметил, что не только Ставрогин – Россия. Тихон – это тоже Россия. Ставрогин и Тихон – это две составляющие России и меня лично, Чулпан Хаматовой.
Алвис Херманис: Именно поэтому мы поставили моноспектакль. Я считаю, это хорошее режиссерское решение, что спор Ставрогина и Тихона происходит в голове одного человека. Они оба живут в голове Чулпан.
Валерий Панюшкин: Если Ставрогин – это Россия, то какое еще преступление может совершить Россия, чтобы не покаяться? Атомную бомбу взорвать? Вы понимаете, что это жуткое пророчество?
Чулпан Хаматова: Я считаю, что это преступление, про которое говорит Тихон, преступление, которое совершается, чтобы не раскаяться в прошлых преступлениях, происходит прямо сейчас. Новая война, чтобы не каяться за предыдущие войны.
Алвис Херманис: Это наш третий с Чулпан спектакль про Россию. "Рассказы Шукшина", "Горбачев", теперь Post Scriptum. И в спектакле про Горбачева есть сцена, когда Горбачев приходит ночью домой, сразу выпивает две стопки водки и рассказывает жене, что была ложная тревога, ложное сообщение о ядерном ударе по России, по инструкции надо было тоже нанести ядерный удар, но какой-то офицер взял на себя ответственность и не выполнил инструкцию. И война не началась. Тогда. Теперь Россия, чтобы избежать покаяния за прошлое насилие, начала-таки войну.
Валерий Панюшкин: Тихон предлагает Ставрогину некое послушание, пожить при некоем праведном монахе и несколько лет слушаться его…
Чулпан Хаматова: Да, просвещение! Просвещение, просвещение, просвещение страны. Выключить телевидение, перерезать провод. А если оставить, то только программы, которые будут просвещать и душу и голову. Как говорит Тихон, "на пять лет, на семь лет – сколько сами сочтете потребным".
Алвис Херманис: Мне это кажется наивным. Не, знаю, можно ли просветить Россию. Я иностранец. Мне просто страшно за своих детей, за свою семью, за свою страну. То, что происходило в Буче, было и здесь в Латвии в сорок четвертом, сорок пятом годах, когда входила Красная армия – те же изнасилования и убийства. И теперь мы слышим из уст Путина, что у него на нас большие планы. Мне страшно, но, с другой стороны, я поставил за свою жизнь тридцать спектаклей по русским текстам, русская культура мне не чужая, и я задаюсь вопросом, как Россия может очиститься. Германия раскаялась, потому что союзники дошли до Берлина. Но Москву никто не будет брать, русским придется как-то самим взять на себя ответственность. И тут надо разделять. Есть общая ответственность – не вина, а именно ответственность – и есть ответственность каждого россиянина лично. Ответственность Чулпан, ответственность моих друзей в Петербурге – каждый человек по отдельности должен придумать, что ему делать.
Чулпан Хаматова: Для меня этот спектакль был реабилитацией. Это не просто мое возвращение на сцену, в профессию, а этим спектаклем Алвис вернул мне голос, я могу этим спектаклем задавать людям и себе важные вопросы и отвечать на них, искать свое место в этом просвещении.
Алвис Херманис: Я тоже почувствовал какое-то облегчение после премьеры Post Scriptum. Потому что сколько можно ужасаться войне в соцсетях? Мы смогли как-то воплотить свое ощущение катастрофы в художественные образы, как мы привыкли. Но что будет дальше? Наша героиня в спектакле, эта женщина, у которой погибли в "Норд-Осте" муж и сын, говорит последнюю фразу, что она хотела бы досмотреть до конца этот мюзикл. Я бы тоже хотел досмотреть до конца.
Валерий Панюшкин: Вам кажется, что история России прервалась этой войной? Россия заболела? Сошла с ума?
Чулпан Хаматова: Сейчас, готовясь к спектаклю, я внимательно читала тексты Анны Политковской, и все диагнозы, которые она ставила двадцать лет назад и обществу, и власти, оказались верны. Мне кажется, Россия сошла с ума двадцать лет назад. Только я этого не понимала. Когда Политковская писала это, я не обращала внимания. Казалось, что Россия развивается, в театре был настоящий ренессанс. Но где-то в глубине тлело ЭТО…
Валерий Панюшкин: Это – что?
Чулпан Хаматова: Отсутствие ответственности каждого человека. Непонимание того, что ты и есть государство. Желание обмануться. Когда сейчас я смотрела материалы Политковской про "Норд-Ост", меня прямо перекосило от стыда. Я помню себя тогда, я была в Москве, я выпускала премьеру. И сегодня я не понимаю, как я могла не пойти тогда к этому залу, почему я не стояла там эти три ночи, как эта трагедия прошла мимо меня.
Алвис Херманис: Очень легко подумать, что катастрофа произошла потому, что один облеченный властью человек сошел с ума, но если начнешь отматывать события назад, то обязательно найдешь момент, в котором виноват ты сам. Мы здесь в Новом рижском театре делали с Мишей Барышниковым спектакль по стихам Бродского. Этот спектакль объездил много стран. Но до Украины мы не доехали. Нас приглашали и в Киев, и в Одессу, но Миша отказался. Он сказал, что в Украине Бродского не ждут, потому что тот написал стихи "На независимость Украины". Даже Бродский! Даже такой великий поэт не смог изжить в себе имперскость, и толика его вины есть в сегодняшней катастрофе.
Космическое разочарование
Валерий Панюшкин: Ваши спектакли "Рассказы Шукшина" и "Горбачев" поставлены с огромной любовью к России, с большой надеждой…
Алвис Херманис: Это огромное разочарование. Как и то, что Миронов поехал в Мариуполь. Я представил себе, что вот русские разбомбили Новый рижский театр, а потом Миронов приехал бы в Ригу и сказал, что берет шефство над Новым театром. Это космическое разочарование. Но есть такие люди, как Чулпан, как многие мои друзья из России – они дают мне надежду. Спектакли "Шукшин", "Горбачев" и Post Scriptum – это трилогия, посвященная России. Я надеюсь, что однажды мы поставим четвертый спектакль из этого цикла. И в этом четвертом спектакле мы увидим какой-то выход. Должно быть какое-то очень радикальное покаяние. Немцев заставили, а русских никто не заставит, они должны сами найти в себе силы.
Валерий Панюшкин: К Миронову сейчас какие вы испытываете чувства? Вам жалко его? Вы злитесь?
Алвис Херманис: Чувства? По отношению к Миронову я чувствую себя как ребенок, который узнал вдруг, что Дед Мороз не настоящий. Что борода приклеенная…
Чулпан Хаматова: А я не знаю деталей. И пока не знаю деталей, не могу ничего комментировать. Я, в отличие от Алвиса, знаю возможности шантажа, к которому умеют прибегать российские власти. Поступок Жени, конечно, трудно понять. Но что его подтолкнуло? Я бы хотела сначала поговорить с Женей, чтобы понять.
Валерий Панюшкин: У вас есть ощущение собственного провала, бессилия культуры? Вы говорили-говорили про добро и не смогли остановить зла.
Чулпан Хаматова: Ну, если бы мы говорили про добро с экранов телевизора… Мы ставили спектакли про добро в театральных залах на тысячу человек, а войну рекламировали на многомиллионную телевизионную аудиторию. Если бы спектакль "Горбачев" шел по телевизору вместо политических ток-шоу, хотя бы месяц… Я не думаю, что искусство несостоятельно само по себе, просто объемы аудитории разные. Я уверена, что русские солдаты, которые бывали в театре, как-то по-другому ведут себя в Украине. Не знаю, стреляют мимо, сдаются в плен – у меня нет сомнений в том, что есть такие люди, такие островки человечности даже в армии. Но объемы пропаганды несопоставимы. Я смотрю фильм Андрея Лошака "Разрыв связи", и его герои прямо говорят, что всю информацию получают из телевизора и искренне верят, будто если бы российские войска не разбомбили Мариуполь, то украинские войска разбомбили бы Ростов-на-Дону. Они правда верят в это! И всё! Ты упираешься в бетонную стену!
Путь развития
Валерий Панюшкин: Алвис, почему вы взяли Чулпан в свой театр? Пытались ее защитить? Или, наоборот, дать ей взлететь?
Алвис Херманис: Во-первых, мы друзья. Я даже не раздумывал, а сразу предложил Чулпан место в нашем театре и этот спектакль. Но уже после премьеры я подумал, что Хаматова – как Марлен Дитрих в этой войне. Этот спектакль можно было бы сделать с латышской актрисой, но есть особенный смысл в том, что именно Чулпан Хаматова пропускает эту катастрофу через себя. Есть актеры, которые все умеют, и даже ходить по потолку, но внутри у них буддийская пустота, которую режиссер может заполнить чем угодно. А бывают актеры, у которых есть личность, позиция. Чулпан уже не просто актриса, у Чулпан миссия.
Чулпан Хаматова: Ничего не понимаю про миссию, но представления о карьере и ценностях у меня очень изменились. Когда у тебя сожжены мосты и ты потеряла все, что любила: родной город, уютную квартиру, любимые книги, которые собирала много лет, любимые спектакли, в которых не успела наиграться, представления о будущем, ты понимаешь вдруг, что все может исчезнуть в один момент. Вечером в день, когда началась война, я позвонила Алвису и спросила, нет ли работы для меня. Может быть, вести мастер-классы для молодых актеров? Я даже не думала, что можно будет опять выйти на сцену. Опять работать как актриса. Я только понимала, что у меня трое детей и надо их как-то кормить. Я только знала, что не смогу молчать, не реагировать на то, что натворила моя родина. Поэтому выбор у меня был, либо в России сесть в тюрьму, либо уехать и растить детей и дать им как-то вырасти. И я научилась жить одним днем. Сегодня у меня есть счастливая возможность работать с Алвисом, влиться в необыкновенную труппу, чудесную, столько поддержки и тепла, артисты бежали мне навстречу, обнимали меня, ощущение, что они старые друзья…
Алвис Херманис: А я понял важную вещь. Вы же знаете, многие не могут простить Чулпан какие-то эпизоды из ее прошлого, но на самом деле важно, что Чулпан не изначально борец с режимом со стопроцентно чистым CV, но прошла какой-то путь развития. У нас здесь в Латвии спокойная жизнь настанет, только когда Россия станет нормальной демократической страной. Сейчас это кажется невозможным, потому что слишком много людей в России оправдывает агрессию. Но то, что взгляды Чулпан поменялись, доказывает, что взгляды у людей в России могут меняться. Люди могут пройти какой-то путь внутреннего развития. Если бы Чулпан изначально была профессиональной революционеркой, было бы не интересно. Интересно, когда человек изменяется.
Валерий Панюшкин: У вас в спектакле есть видео, где Быков и Арестович прямо говорят: Путин исчадие ада и выступает на стороне зла. Путин – исчадие ада?
Алвис Херманис: Можно, я прямо скажу, как иностранец? Россия сейчас несет смерть. Мне страшно за моих детей. Мы – заложники.
Валерий Панюшкин: Вы работали в этой стране, которая теперь несет смерть. Вы любили ее.
Алвис Херманис: Да, работал. И уже после аннексии Крыма Британия и Франция продавали Путину тепловизоры для танков. Никто не мог поверить.
Чулпан Хаматова: Валер, ты построил в России дом и собирался в нем жить счастливо…
Валерий Панюшкин: Да, я идиот! Писал книжки про репрессии в отношении оппозиции, а сам построил дом и собирался жить – идиот!
Алвис Херманис: Быков и Арестович говорят же, что дьявол безэмоционален и иррационален. Мы ищем в действиях российских властей логику, а логики там нет. Мы надеемся, что они пожалеют людей, а им никого не жалко.
Валерий Панюшкин: А вам жалко погибших русских солдат?
Чулпан Хаматова: Мне жалко. Не тех отморозков и мерзавцев, которые расстреливали и насиловали в Буче, а тех солдат, которые оказались в Украине в силу обстоятельств. Их обманули, их вынудила нищета, их предала Родина-мать, которая привыкла выигрывать войны, закидывая неприятеля пушечным мясом. Я считаю, что мы и Вторую мировую войну выиграли не стратегией, а количеством жертв. Контрактников не вербуют в Москве на Патриарших прудах, их вербуют в самых нищих регионах, там у людей нет выбора. Мне их жалко.
Алвис Херманис: А мне – абсолютно нет. Потому что они пришли убивать. Это их ответственность. Я всё никак не могу понять, почему в России есть эта многовековая традиция, что миллионы людей подчиняются одному человеку. Скажет в окно выпрыгнуть – выпрыгнут. Скажет убить – убьют. Нет, это их ответственность. Они пришли убивать. Мне их не жалко. Даже наши актрисы пошли в ополчение учиться стрелять из автомата. Если сунутся к нам – будем убивать. Я ставил спектакль в Израиле, и это удивительное ощущение в кафе – сидят молодые люди, хипстеры, одеты по-хипстерски, разговаривают про что-то модное, про компьютерные игры… Но все они прошли армию и обучены убивать врага.
Чулпан Хаматова: Это кошмар! Я понимаю, вынужденная мера, но это трагедия, когда действия России приводят к тому, что человечество готовится к войне. Вместо того, чтобы сохранять жизнь на земле, леса, животных, воду, воздух, культуру – готовятся к войне. Я как наивный человек женского пола мечтала бы жить в мире, где люди носят венки на головах, любят друг друга и поют песни.
Алвис Херманис: Вот так они в Тель-Авиве и выглядят. Только еще умеют стрелять из автомата.